Марина настороженно посмотрела на Банду, но ничего не сказала. Она никак не могла понять, насколько серьезно то дело, в которое она ввязалась.

То все происходящее казалось ей шуткой, то она начинала пугаться.

– Не боишься? – спросил ее Банда.

– С чего ты взял?

– У тебя побледнели суставы пальцев – это признак волнения, – без зазрения совести соврал Бондарович.

Марина бросила беглый взгляд на свои руки.

Суставы и впрямь побледнели.

– Да, боюсь.

– Сойти не хочешь?

– На полном ходу, прямо из-за руля? – усмехнулась женщина.

– Попробуй к ним немного приблизиться.

– На сколько? – уже совсем по-деловому осведомилась Марина.

Банда вздохнул и подумал: «Наверняка она уверена, что я бандит, иначе никогда бы не взялась помогать мне. Могу представить выражение ее лица, когда она поймет, что я работаю на ФСБ. Впрочем, пройдет еще день-другой, и ей станет все равно, кто я – благородный Робин Гуд или…»

– Так что мне, уткнуться им в задний бампер? – напомнила Марина.

– А ты как сама думаешь?

– Нет, от тебя толку не добьешься, – Марина произнесла это так, как будто не Бондарович, а она сама вела преследование микроавтобуса.

Банда взглянул на «форд», который маячил впереди на самом пределе видимости. Он надеялся, что люди, едущие в микроавтобусе, не думают о возможности погони и не обратят на его машину внимания, а это позволит ему как можно ближе подобраться к их логову.

Раньше, когда дело касалось только денег, он, конечно, тоже не мог позволить себе действовать спустя рукава, но все-таки о полной самоотдаче речи не шло. Сейчас же, после покушения на Артема, Александр чувствовал, что все меняется. Он должен был напрячь все силы и быстро разобраться с этими людьми. Они напали на его друга, а дружбу Банда ценил больше всего на свете.

– Тебе не надо возвращаться? Ты же, кажется, собиралась в Симферополь? – с улыбкой спросил он Марину, хотя если бы даже она и сказала, что хочет вернуться, он все равно не повернул бы назад.

Просто вежливость – дать понять человеку, что ты о нем помнишь, если, конечно, вежливость уместна на краю пропасти.

– Нет, – ответила Марина с такой же натянутой улыбкой, – я свободна до завтра. У нас сегодня отдых.

– Хорош отдых, – передразнил ее Александр.

А Марина вдруг подумала, что Бондарович, наверное, один из субъектов, которые вечно крутятся вокруг казино. Она всю свою жизнь провела среди таких людей и теперь не могла себе представить, что возле нее оказался человек из другого социального круга.

– Какая у тебя кличка? – спросила она.

– А что, обязательно должна быть кличка?

– Да, первое имя дают родители, и оно ровным счетом ничего не говорит о человеке. А кличку еще надо заслужить. Это награда…

– Или наказание, – уточнил Бондарович.

– Так какая у тебя кличка?

– Есть несколько, – усмехнулся Банда.

– Назови ту, которая тебе нравится.

– А что ты с ней будешь делать?

– Запомню.

– Для коллекции?

– Да.

– Можно подумать?

– Валяй, – развязно бросила Марина, доставая сигарету. Бондарович щелкнул зажигалкой.

– «Конченный», – наконец ответил Бондарович.

«Да, – подумал он, – я и впрямь отношусь к категории людей, для которых кличка значит больше, чем имя. Марина просто напомнила мне об этом, чтобы не слишком зазнавался».

– Конченный, – как бы пробуя слово на вкус, повторила Богданова. Банде показалось, что прозвище ей не понравилось.

– Да, Конченный, – раздраженно произнес он, – кличка такая.

Банде уже начала немного надоедать словоохотливость спутницы.

– А почему именно такая? – Марина, казалось, не чувствовала его раздражения. – Она ведь должна означать что-то, да?

– Потому что я курю много, вот почему, – сказал Банда зло, – и еще пью. Из-за этого и ослеп. На один глаз – он у меня стеклянный, но когда смотрю этим глазом на цель, то никогда не промахиваюсь.

Как так получается, и сам в толк не возьму до сих пор.

– Куришь и пьешь? – она вдруг рассмеялась. – Не верю. Ты мало куришь и мало пьешь. Я точно знаю.

– Откуда?

– Сразу видно.

– Особенно по нашему первому знакомству Я тогда не пил, не курил и к женщинам был равнодушен.

– Это теперь ты к женщинам равнодушен, – Марина уже чувствовала себя раскованно. Одной рукой она то и дело подносила сигарету ко рту, второй крепко сжимала руль.

– Ах вот как! Видно, значит, со стороны.

Банда смотрел на беззаботно смеющуюся Марину и чувствовал, как раздражение, охватившее его, постепенно проходит. В этой бывшей официантке странным образом сочетались наивность и здоровый практицизм, причем ни то, ни другое не являлось наигранным. Марина и в самом деле была такой: наивной и одновременно деловой – Что ж, ты права, я тебя обманул. Моя настоящая кличка – Банда.

– Вот это похоже на правду.

Марина все смеялась и смеялась. Сначала Александр смотрел на нее с угрюмым недоумением, но постепенно тоже начал улыбаться и наконец захохотал, заглушив ее смех. Они мчались в неизвестность вслед за автомобилем, увозившим от них человека, покушавшегося на Артема, и смеялись, хохотали до изнеможения. Банда не узнавал самого себя. Обычно такой серьезный и замкнутый, он вновь чувствовал вкус жизни, которая продолжалась независимо от того, что с ним происходило.

Из аэропорта «форд» поехал в сам город Марина по-прежнему сидела за рулем «фольксвагена», Бондарович рядом с ней. Чем дольше они ездили, тем больше недоумевал Банда. Он-то думал, что машина заберет парня из аэропорта и где-то его высадит, а он, Александр, вовремя окажется в этом месте и все у парня узнает. Но Банда ошибся. Парень из микроавтобуса не вышел. «Форд» ездил по городу, останавливался в разных местах, одни люди выходили из него, другие входили, но парень не показывался.

Банде даже показалось, что он каким-то чудом проглядел момент, когда парень покинул микроавтобус, или спутал на одном из перекрестков похожие машины. Парень как будто испарился из «форда» – не выходил ни поесть, ни по другим нуждам.

Теперь Банда ездил за микроавтобусом только из упрямства – взявшись за дело, он просто не мог бросить его, не доведя до конца. Однако в душе он уже разуверился в успехе всей этой езды.

Постепенно Банда почувствовал, что невыносимо устал, колеся столько времени по улицам не такого уж и большого города. Он исподтишка покосился на Марину, подумав о том, насколько же тогда должна была устать она.