Гоири только усмехнулась, забавляясь тем, какие пафосные слова выбирает Сати. Они, разумеется, говорили на языке довзан.

— Мне кажется, уже сам тот факт, что Экумена знает о существовании Библиотеки и заинтересована в ее спасении, сможет защитить наши книги, — сказала она. — Сможет помешать полиции явиться сюда.

— Возможно.

— Высшие лица нашего государства весьма уважают мнение Стабилей Экумены.

— Да, безусловно. В той же степени они уважают и мнение нашего Мобиля, Посланника Экумены на Аке. До того уважают, что не допускают к нему никого, кроме министров и высших чиновников! Корпорация получила от Экумены огромное количество полезной информации, поистине неоценимый дар. А Экумена получила взамен огромное количество бессмысленной пропаганды!

Гоири некоторое время обдумывала ее слова и наконец спросила:

— Если вы это понимаете, то почему допустили подобную сделку?

— Видите ли, Маз Гоири, у Экумены очень дальний прицел. Такой дальний, что людям, существам с очень короткой продолжительностью жизни, с ним зачастую просто невозможно смириться. Основной принцип, на котором строится наша работа, заключается в том, что утаивание знаний недопустимо. Это всегда ошибка, которая с течением времени непременно проявится. Так что, когда нас просят поделиться информацией, мы всегда это делаем. В этом отношении мы очень похожи на мазов.

— Теперь уже нет, — горько усмехнулась Гоири. — Мы теперь все стараемся спрятать!

— У вас просто нет выбора. Ваши бюрократы — опасные люди. Истинно верующие. — Сати с наслаждением глотнула горьковатого чаю. В горле у нее пересохло. — На моей планете, когда я была еще девочкой, существовала могущественная группа таких вот истинно верующих. Они считали, что их верования должны господствовать во всем мире, а все иные системы мышления просто недопустимы. Они заносили различные вирусы в компьютерные сети, в которых хранилась информация; они по всей планете уничтожали библиотеки и учебные заведения… Разумеется, они не все успели разрушить. Но разрушенное пришлось складывать снова из разрозненных кусков. Ущерб был огромен. После таких ударов поправиться трудно — как человеку после тяжелого инсульта. Человек, конечно, поправляется — но все же не совсем. Впрочем, вы и сами все это знаете.

Сати умолкла. Что-то она слишком разговорилась! И слишком много эмоций, слишком! Снова личные переживания! И снова ошибка!

Впрочем, Гоири тоже выглядела потрясенной до глубины души.

— Все, что мне известно о вашей планете, йоз…

— Это то, что мы умеем делать ракеты, летать в космос и способны «нести свет знаний маленьким и отсталым мирам»! — подхватила Сати. И невольно шлепнула одной ладонью по столу, а второй — себя по губам.

Гоири так и уставилась на нее.

— Так рангма обычно заставляют самих себя прекратить болтовню, — пояснила Сати. Она улыбалась, но руки у нее дрожали.

Некоторое время обе молчали.

— А я считала вас.., всех людей Экумены очень мудрыми, стоящими выше нелепых ошибок. Такими маленький ребенок часто считает всех взрослых. И до чего же я была не права! — промолвила Гоири задумчиво.

Снова воцарилось молчание.

— Я сделаю все, что смогу, маз! — искренне пообещала Сати. — Как только доберусь до Довза-сити. Если я туда доберусь, конечно. Я попытаюсь связаться с нашим Мобилем по телефону еще из Амарезы, хотя это может быть и небезопасно. Я попробую сказать телефонисткам, что мы, например, заблудились, пытаясь автостопом добраться до вершины Силонг, и вышли из горных районов по какой-то восточной тропе. С другой стороны, если станет известно, что я в Амарезе, где мне находиться не разрешено, меня тут же начнут расспрашивать, допрашивать… Я умею молчать, но не уверена, что умею лгать. То есть умею, конечно, но плохо… И еще этот Советник…

— Да-да. Хорошо бы вам побеседовать с ним, йоз Сати.

«Eh tu, Brute?»[6]— услышала она ироничный голос дяди Харри.

— Но зачем, маз Гоири?

— Ну, видите ли, он.., как вы называете таких людей?., истинно верующий. И вы справедливо заметили также, что это опасно. Расскажите ему о своей планете то, что рассказывали мне! Даже подробнее, чем мне. Скажите ему, что вера — это такая рана, которую способно излечить только знание.

Сати сделала последний глоток безита. На языке осталась легкая приятная горечь.

— Не могу вспомнить, где я слышала эти слова… Я точно это не прочитала… Нет, я СЛЫШАЛА, как кто-то это сказал!

— Теран сказал это Пенану, — улыбнулась Гоири. — После того, как был ранен в сражении с варварами.

Теперь Сати вспомнила: похоронный обряд в зеленой долине, окруженной скалами, под боком у огромной горы; горюющие родственники и друзья, тело молодого мужчины, завернутое в тонкое белоснежное полотно, голос маза, рассказывающего историю о Пенане и Теране…

— Теран умирал, — продолжала Гоири. — И он сказал: «Брат мой, муж мой, любовь моя, мое второе „я“, мы с тобой верили, что сумеем одолеть врага и принести мир на нашу землю. Но вера — это такая рана, которую способно излечить только знание, когда толкование нашей жизни берет в свои руки смерть». И сказав так, он умер на руках у Пенана.

«У входа в могилу, йоз…»

— Хорошо, я передам ему эти слова, — промолвила наконец Сати, точно очнувшись. — Хотя у истинно верующих уши обычно очень малы!

В палатке было темно, лишь слабо мерцал нагреватель, так что, когда Сати вошла, Советник тут же принялся подкачивать лампу. Лампа вспыхнула лишь через некоторое время и светила довольно тускло.

Сати уселась, скрестив ноги, на свободной половине палатки. Она заметила, что лицо Советника уже не было таким отечным, да и опухоль на глазу спала, хотя щеки его все еще покрывала смертельная бледность. Верхняя часть его ложа была сильно приподнята, и он сидел почти прямо.

— Вы тут лежите в темноте и ночью, и днем, — сказала она. — У вас, должно быть, возникают всякие странные чувства. Сенсорная угнетенность… Чем вы себя занимаете? — Господи, как холодно и неприязненно звучит ее голос!

— Сплю, — ответил он. — Думаю.

— А вы… А вы лозунги про себя не повторяете? — не сумела все же удержаться она. — «Вперед в будущее»? «Реакционные мысли — ныне враг побежденный»?

Он не ответил.

Рядом с его постелью она заметила какую-то книгу и взяла ее в руки. Это было школьное пособие, сборник стихотворений, рассказов, поучительных историй, отрывков из исторических жизнеописаний и т, п. — в общем, для детей лет десяти. Сати не сразу осознала, что Советник читает книгу, напечатанную с помощью идеографической письменности, а не алфавита! Она уже успела позабыть о том, что в мире этого Советника, в нынешнем обществе Аки книги издают только с помощью современного алфавита, что использовать идеографическое письмо запрещено законом, что культура, связанная с древними языками и древней письменностью, отброшена прочь, позабыта…