Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было в пятницу двадцатого мая.
Наверное, какая-то подобная система существовать должна, но вся процедура едва не свела меня с ума. Фарс с начала и до конца, результат предопределен заранее. Как сказал Годфри Лоуелл, в таких случаях обвинительный акт готовят к подписи еще накануне.
Никаких шансов не было уже с самого начала, с первых высокопарных слов прокурора:
— Господа члены большого жюри! Сегодня мой долг — представить на ваше рассмотрение очень серьезное дело. Вечером восемнадцатого апреля сего года, когда большинство из нас мирно почивали в своих постелях, была оборвана человеческая жизнь, оборвана при таких жестоких обстоятельствах, которые просто ошеломляют ум. Была зверски убита женщина по имени Сара Гиттингс, сиделка, преданная исключительно своей профессии и долгу.
Затем в драматической форме были изложены некоторые подробности, а потом последовало:
— Благодаря усилиям полиции был установлен ряд фактов, которые позволяют доказать вину определенного лица. Эти факты будут сейчас представлены вам свидетелями, и вы должны решить, какой вердикт вынести в отношении этого лица.
С этого момента началось нагромождение одного убийственного для Джима показания на другое. Тон прокурора становился все более и более елейным, а его удовлетворение — все более заметным. Когда все закончилось, он изобразил, как я понимаю, руками нечто драматическое и, стоя у стола, обвел глазами сидящих полукругом членов жюри.
— Господа, — произнес он торжественным тоном, — я выполнил свой долг. Теперь вы должны выполнить свой.
Дик рассказывал, что даже выйдя уже в коридор и закрыв за собой дверь, прокурор все еще продолжал играть свою роль, теперь уже для прессы и толпы зевак. Изображая бесконечно усталого человека, он на секунду прислонился к двери, достал из кармана тонкий, слегка надушенный платок, промокнул лоб и, как олицетворение правосудия, важно проследовал дальше.
Но два дня, разделявшие драматические жесты в начале и конце слушания, были для нас сплошным кошмаром. Секретность процедуры, клятвы о неразглашении, иногда веселое изумление двадцати трех человек, сидевших полукругом, испуганные или решительные лица свидетелей, жадная до сенсаций толпа репортеров в коридоре, изучавших лица входящих и выходящих людей, а потом бросавшихся к своим машинкам, чтобы написать: «По нашим сведениям, мисс Белл заявила…»
Они тоже выстраивали обвинение, которое могло отправить человека на электрический стул. И все — на основании домашних сплетен, чьих-то жестов, взглядов и той информации, которой не мог воспользоваться сам прокурор, но которая почему-то попадала к ним из его кабинета.
Заходили и выходили эксперты, на длинном столе добавлялись все новые вещественные доказательства: проколотая и запятнанная одежда бедной Сары, страшные остатки платья в клетку и синего пальто Флоренс Гюнтер. И все это потому, что для большого жюри не было никаких юридических ограничений, никаких пределов в даче показаний.
Внесли трость с клинком. Ее архаичный механизм вызвал у членов жюри почти детский интерес. Потом — тщательно пронумерованные коробочки с почвой, на которой были видны отпечатки трости, сделанные Джимом.
Однажды позвонил Дик и сказал, что газетчики говорят о каком-то предмете, который внесли в зал тщательно завернутым в бумагу. Говорили, что это восстановленное письмо, которое Джим пытался сжечь, и оно имеет обвинительный характер.
Мы все тогда сидели в библиотеке, и мне показалось, что, услышав о звонке от Джуди, Кэтрин вздрогнула. Вздрогнула, но промолчала. Она сидела, разглядывая свое кольцо с изумрудом, и не сказала ни слова.
Список вещественных доказательств рос. Форменная одежда Сары и зеркальце, с помощью которого прочитали отпечатки букв на ее рукаве. Гипсовые слепки следов ног, которые нашел в моем саду инспектор Гаррисон. Фотографии остатков коврика, извлеченных из моей топки. Даже карандаш, который Уолли нашел в вентиляционной шахте, и осколки разбитого стекла двери моей гостиной. Веревка, которой сначала привязали собак, а потом использовали, чтобы тащить вниз по склону тело бедной Сары. Несколько страничек из ее собственных записей, сделанных во время болезней членов нашей семьи, — чтобы доказать, что на рукаве остался отпечаток именно ее почерка.
Были также и фотографии. Канализационного коллектора, тела Сары, хорошо различимого места, где ее тело лежало под деревом, ее комнаты в том виде, в каком она была на следующее утро. Были также фотографии комнаты Флоренс Гюнтер.
На фоне монотонной повседневной жизни все это смешение преступлений, улик и крови, очевидно, выглядело в глазах членов жюри детективным спектаклем.
А что мы могли сказать в защиту Джима? С явным скепсисом были выслушаны мои показания о том, что на человеке, которого я видела на своей лестнице в день смерти Сары, были не светлые брюки для гольфа, а самые обычные, темные. Ни разу никто не упомянул, что пятно в машине Джима появилось позже, а не тогда, когда полиция ее осматривала, то есть на следующий день после преступления. А когда я предложила, чтобы любой из членов жюри старше сорока лет попробовал повиснуть на руках в моей вентиляционной шахте, а потом самостоятельно оттуда выбраться, они только рассмеялись.
На второй день произошло событие, которое развеяло последние сомнения относительно исхода. В качестве свидетеля допросили негритянку Клариссу, служанку в пансионе на Халкетт-стрит.
Нам об этом сообщил Дик. Он видел, как она входила в зал. И хотя, судя по ее виду, она чувствовала себя неловко, все же показалась ему опасной. Крупная, сильная и решительная женщина, но напуганная. Выходила она явно с чувством облегчения. Дик этим воспользовался: догнал ее, расспросил и потом уже позвонил нам.
Короче говоря, эта женщина, Кларисса, опознала Джима в зале и заявила, что в день убийства Сары он некоторое время провел в доме на Халкетт-стрит вместе с Флоренс Гюнтер. Они просидели в гостиной час или больше, и она запомнила, что у него была трость.
Это мы и сами знали. Но она сообщила также, что выйдя запереть переднюю дверь перед тем, как уйти домой, она услышала и запомнила, как Джим сказал: «Мне, пожалуй, пора. Может быть, встречу ее по дороге домой».
В тот день был, правда, один момент, когда нам показалось, что блеснул лучик надежды. По требованию членов жюри были представлены копии обоих завещаний Говарда. Мы решили, что они хотят все-таки разобраться в этом запутанном деле, что пункт о пятидесяти тысячах долларов вызовет интерес и изменит направление расследования.
Но прокурор сразу же принял контрмеры и представил два вещественных доказательств, которые до сих пор придерживал, выжидая наиболее подходящий момент. Это были, во-первых, костюм для гольфа Джима и его туфли. В лаборатории установили присутствие на них следов