Ну и что из этого? Космос не влиял на жизнь на Земле, так что в чем была реальная ценность всех этих открытий? На самом деле, в начале XVII в. многие считали, что звезды вполне реально влияют на жизнь на Земле. Астрология была не просто суеверием тех, кто любит читать гороскопы: считалось, что звезды связаны со всем, что есть в природе. Если вы заболевали, то врач спрашивал, когда начались симптомы, чтобы проверить, какие планеты восходили в этот момент. Хирург советовал вам пустить кровь, если звезды располагались особенно удачно. При дворах европейских монархов официально работали астрологи. Даже натурфилософы относились к астрологии серьезно: Кеплер поначалу занялся изучением звезд в том числе потому, что хотел составлять более точные гороскопы. Таким образом, когда старый мир гадания по звездам столкнулся с новой наукой астрономических наблюдений, удар получился невиданной силы. Люди увидели, что звезды – это сферы, которые передвигаются по предсказуемым орбитам, а не магические вершители человеческих судеб. А еще они увидели, что Луна – большой безжизненный кусок камня. И как такие объекты могут влиять на здоровье и благополучие людей? Кто-то даже начал задавать вопрос, не живут ли на других планетах такие же люди. Распространяется ли творение Божье на другие миры? А если звезды не находятся на прозрачной сфере, то в чем еще ошибся Аристотель? Где находится рай, который вроде как располагается над звездами? Само то, что мы вообще задаем вопрос «Ну и что из этого?» в отношении астрономии, уже говорит о важном развитии научной мысли по сравнению с 1600 г.

Астрономия стимулировала научные исследования и в других областях. Изучение планет привело английского физика и врача Уильяма Гилберта к написанию труда «О магните» (1600), в котором он заявил, что космос – это вакуум, электричество – сила, а Земля – гигантский магнит с железным ядром, который ежедневно совершает оборот вокруг своей оси. Итальянца Галилея физические законы Земли интересовали в не меньшей степени, чем ночное небо. В молодости он, наблюдая за покачиванием люстры в Пизанском соборе, заметил, что маятник тратит одинаковое время на одно качание, даже когда амплитуда колебания уменьшается. Позже его исследования свойств маятника помогли ему разработать часы с маятником. Однако проект так и не был реализован, но идея дошла до Христиана Гюйгенса, который сконструировал первые подобные часы в 1656 г. Эти часы, намного более точные, чем все предыдущие, стали образцом для хронометров на ближайшие триста лет. В 1675 г. английский натурфилософ Роберт Гук предположил, что с помощью часов с маятником можно измерить силу притяжения; к тому времени эксперимент, доказывающий это, был проведен Жаном Рише в 1671 г. Гюйгенс также сотрудничал с немецким математиком и философом Готфридом Вильгельмом Лейбницем, который сконструировал первый механический калькулятор и независимо от Ньютона создал математический анализ.

Все эти люди были эрудитами. Их интересовали не только оптика, физика или математика: многие из них занимались также химией, биологией и ботаникой. Роберт Бойль в 1675 г. дополнил работу Гилберта об электричестве, показав, что электрические силы действуют в вакууме, экспериментировал с газами и сформулировал закон Бойля: объем газа меняется обратно пропорционально давлению. Достижения в конструкции телескопов сопровождались созданием микроскопов. Галилей позаимствовал идею микроскопа у Липперсгея и его коллеги Захария Янсена и разработал собственную версию, которую назвал своим «маленьким глазом». Роберт Гук привел увеличенные изображения растительных «клеток» (именно он их так назвал) и насекомых в «Микрографии» (1665). Голландец Антони ван Левенгук превзошел всех остальных в своих микробиологических исследованиях. Используя микроскопы с увеличением до 200 раз, он открыл бактерии, сперматозоиды, клетки крови, нематод, одноклеточные водоросли и паразитов. Ранее считалось, что очень маленькие существа размножаются простым делением, но теперь стало ясно, что даже самые мелкие формы жизни способны размножаться половым путем. Использование увеличительных линз коренным образом изменило восприятие природы человеком.

Все эти прорывные научные работы достигли апогея в «Математических началах натуральной философии» Исаака Ньютона (1687). Для признания понадобилось некоторое время, но позже книгу назвали одним из величайших научных достижений всех времен. В ней излагалась ньютоновская теория тяготения – которая, как гласит легенда, пришла ему в голову, когда на него упало яблоко, – покончившая со спорами о том, что́ удерживает планеты на орбитах. В книге предлагались формулы для вычисления сил тяготения, которые позволяли изучать их количественно, а не просто понимать качественно. Также там были изложены методы вычисления сравнительной плотности планет и Солнца, подтверждалась гелиоцентрическая теория Коперника, объяснялось движение Луны и ее влияние на земные приливы, а также то, почему кометы движутся по своим орбитам. Кроме того, в книге содержались три знаменитых ньютоновских закона движения. Вместе с работой Ньютона по оптике, начатой в 1670-х гг., но опубликованной лишь в 1704, эти открытия выявили большинство ошибочных суждений Аристотеля о природе и дали основу для дальнейших тщательных исследований природных явлений.

Важнейший фактор, благодаря которому все вышеописанные труды приобрели свою значимость, – то, что результаты быстро распространялись среди натурфилософов, так что один мог улучшить работу другого. За очень немногими исключениями, это были не тихие открытия мистиков-отшельников, чьи рукописи бесследно исчезли в архивах науки. Теперь ученые труды шумно публиковали и активно обсуждали по всей Европе. От образованных людей ожидали, что они будут знакомы с новейшими научными дебатами, а от энциклопедий – что будут содержать актуальную научную информацию. Серия тонко выполненных гравюр с миниатюрными организмами могла стать бестселлером, что доказала «Микрография» Гука. Ведущие натурфилософы эпохи также создали множество научных организаций. В Венеции в 1603 г. организовали Академию деи Линчеи, в которую входил Галилей. Группа натурфилософов Баварии основала «Академию природных диковинок» (позже переименованную в «Леопольдину») в 1652 г., а в 1677 она получила императорскую поддержку. Лондонское королевское общество было основано в 1660 г. и получило первую королевскую хартию в 1662. Французская Академия наук была основана Людовиком XIV в 1666 г. Эти общества стали распространять между своими членами и подписчиками регулярные публикации о новых открытиях: «Философские труды Королевского общества» стали выходить с 1665 г., а «Эфемериды» Леопольдины – с 1670. Люди стали понимать, что впереди их ждет бесконечное множество открытий, и не будет такого момента, когда после нескольких прорывов наступит новая стабильность. С этого времени научные знания находятся в состоянии вечного прогресса.

Не стоит и говорить, что научные открытия оказали огромное влияние на философию того времени. Во-первых, научный метод имел эмпирическую природу. Фрэнсис Бэкон оказался не единственным, кто понял, что эмпиризм забил последний гвоздь в гроб богословской науки, в которой причины и смысл природных явлений интерпретировались в соответствии со Священным Писанием. Не менее важным было и появление рационализма – философии, гласившей, что знания можно получить только с помощью разума. Самый знаменитый ее сторонник, Рене Декарт, и по сей день ассоциируется с дедуктивной формулой «Я мыслю, следовательно, существую». Но Декарт и более поздние рационалисты, в частности Лейбниц, были не только философами, но и учеными. Таким образом, сохранялась тесная связь между теми, кто занимался научными исследованиями, и теми, кто разрабатывал процессы, с помощью которых научные знания могут быть получены и проверены. Это помогало поддерживать связь между эмпиризмом и рационализмом – людям, естественно, хотелось эмпирически проверить любые знания, полученные рациональным образом. Лишь иногда великие мыслители ненадолго отходили от рационализма и предавались фантазиям. Последняя книга Христиана Гюйгенса, «Космотеорос» (1698), отчасти посвящена обсуждению условий жизни на Юпитере и Сатурне и тому, живут ли обитатели этих планет в домах и есть ли у них вода, растения, деревья и животные. Он рассудил, что да, живут и есть. С высоты наших 300 с лишним лет новых исследований, видя такой вывод, мы можем вполне усомниться в рационализме Гюйгенса. Тем не менее, в то время хорошо образованным людям дозволялось выдвигать предположения на научные темы, а менее образованные вполне резонно верили в эти предположения.