— До свидания, доктор, — попрощался Мейсон, поворачиваясь кдвери.

Доктор Уиллмонт быстрыми упругими шагами пошел к лифту.Мейсон направился к выходу, по пути свернул в телефонную будку, дождался, покасестра за столиком отвернулась, вскочил в лифт, поднялся на третий этаж и нашелпалату, в которой лежала Эстер Дилмейер. Не задерживаясь, он прошел мимо иостановился в конце коридора. Увидев, как из палаты вышла сестра с папкой вруке, он вернулся, толкнул качающиеся двери и вошел.

Эстер Дилмейер сидела на кровати, осторожно потягиваягорячий кофе. Она подняла на него глаза и сказала:

— Хэлло.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Мейсон, подходя иусаживаясь на край кровати.

— Точно еще не знаю. А вы кто?

— Мое имя Мейсон.

— Перри Мейсон?

— Да.

— Кажется, я ваша должница. Насколько я понимаю, вы спаслимне жизнь.

— Я сделал все, что было в моих силах.

— Пришлось вам попотеть, пока разыскали меня.

— Да, пожалуй.

— Уф-ф. Горячий кофе — это просто сказка. У меня сейчастакое чувство, будто я выспалась на много лет вперед.

— Кто мог послать вам эти конфеты? — спросил Мейсон. Оназамолчала в нерешительности.

— Смелее, — ободрил ее Мейсон.

— Ну, я подумала, это… то есть я никого не обвиняю, о…

— Продолжайте.

— Ну, я повстречала одну молодую женщину, которая показаласьмне такой серьезной и правильной, если вы понимаете, что я хочу сказать.

— Это была мисс Фолкнер?

— Да, это была мисс Фолкнер. Она владелица «Фолкнер ФлауэрШопс».

— Я знаю.

— Так вот, она сказала, что к моему платью очень пойдуторхидеи, и прислала мне несколько штук.

— И затем?

— Видите ли, к тому времени я решила, что мне уже порядкомнадоела вся эта чехарда и нужно уходить из заведения. Я работала в «Золотомроге». В мою обязанность входило помогать мужчинам приятно проводить время, но,как вы знаете, платили мне не за то, что я помогала им забыть о скаредности ипоказать широту души, на чем и зарабатывают владельцы клуба.

Мейсон кивнул.

— Я отправилась домой, и чуть не вслед за мной посыльныйпринес коробку конфет. Я открыла их. Внутри лежала точно такая же карточка, каки в посылке с орхидеями.

— И почерк был тот же? — поинтересовался Мейсон.

— Я особенно не разглядывала, но выглядела она точно так же:и инициалы и текст.

— Что вы сделали потом?

— Шоколадные конфеты я люблю больше всего на свете, —сказала она, улыбнувшись. — Настроение у меня было скверное, и я поехала вгород.

— А потом?

— Потом я почувствовала, что у меня все плывет передглазами. Поначалу я просто решила, что устала и хочу спать, но в час я должнабыла бы прийти к вам в контору, поэтому понимала, что спать мне нельзя. Если быне договоренность о встрече, я, скорее всего, забралась бы в постель, ничего неподозревая, но так я изо всех сил пыталась бороться со сном. А потом вдруг японяла, что это не усталость и не сон. Меня отравили. Жутко вспомнить, что япережила, пытаясь не выключиться и успеть поговорить с вами по телефону. Вашегоголоса я совсем не помню. Я пыталась сказать что-то, засыпала на полуслове,потоки ужасным усилием воли заставляла себя открыть глаза и закрывала их снова.Чувство было такое, что наш разговор длится века и никогда не кончится.

— А теперь послушайте: это очень важно. То, что вы сейчасскажете, может иметь огромное значение. Когда вы разговаривали со мной, яуслышал звук падения. Словно вы упали с кресла на пол.

— Ничем не могу вам здесь помочь, мистер Мейсон. Я ничего непомню.

— Я это понимаю, но когда мы вошли в вашу квартиру, хотятелефон валялся на полу, трубка была положена на рычаг. Я не мог представить,как вам удалось бы это сделать.

— По-моему, никак не удалось бы.

— Значит, кто-то должен был побывать в вашей квартире послетого, как вы потеряли сознание, и до того, как мы вас нашли.

— И этот человек видел, как я лежу на полу, и ушел, даже непопытавшись мне помочь?

— Да.

— Очень странно для нормального человека. — Ее глазавнезапно засветились гневом.

— Да. У кого еще есть ключ?

Она глубоко вздохнула.

— Постарайтесь меня понять, мистер Мейсон. Я, конечно, неангел с крылышками, но моя работа ограничивалась клубом. Когда я дома — со всемэтим покончено. Только так девушка может играть в подобные игры и сохранять ксебе хоть каплю уважения. Ни один человек в клубе не знает, где я живу. ИрмаРадин — моя лучшая подруга, но даже она не знает. И владельцы клуба тоже незнают.

— Вы уверены?

— Абсолютно до конца, на сто процентов.

— А Роберт Лоули, например?

— Роберт Лоули, — произнесла она с презрительной гримасой, —слабовольный, бесхарактерный умник. То, что называется «придурок». Он считаетсебя таким крутым дельцом, что смотреть тошно.

— Как вы с ним познакомились? Это Пивис попросил вас имзаняться или…

— Синдлер Колл.

— Вы давно знаете Синдлера?

— Нет, не очень.

— Ну и?..

— Синдлер — совсем другое дело. Он мне нравился. Я емунаскучила, и он, когда понял, что тут можно неплохо заработать, постаралсяпропихнуть в дело другую киску. Это мне не понравилось.

— Я вас не осуждаю.

— Знаете, вы задаете очень много личных вопросов.

Она допила свой кофе, Мейсон принял у нее чашку и поставилее вместе с блюдцем на столик.

— Что Синдлер говорил обо мне? — спросила она, помолчав сминуту.

— Ничего.

Она внимательно разглядывала ногти на руках.

— В самом деле ничего? Вы уверены?

— Конечно, уверен. А что он мог сказать?

— Ну, знаете, иногда человек вдруг покажет свое истинноелицо. Я подумала, может, он поизвил как-нибудь насчет отравления.

— Нет. Он вел себя так, словно хотел помочь.

— Да, вообще-то он славный парень.

Мейсон достал из кармана платок, найденный им в телефоннойбудке.