бывшего комсомольца, прямо-таки вопил: — «Не связывайся с этой фигнёй»! А вот мозг Вилора услышав ключевое слово «комсомольское поручение», запустил необходимую химию в организм. И теперь меня просто разрывает от желания побыстрее сделать, что-то полезное для комсомольской группы. Надо это пресечь. Несколько секунд внутренней борьбы и я, всё-таки, смог высказаться:

— Извините Сергей и Татьяна, но, на данный момент, я занят. Готовлюсь к выполнению очень ответственного задания от партийной ячейки транспортной милиции.

Надо сказать, что комсомол это организация с чёткой и явной вертикалью власти. Почти как в армии. Как пример — если полковник вам приказал таскать круглое и катать квадратное, то никакой лейтенант этого не отменит, как бы он не старался. Потом, когда всё будет сделано, лейтенант как-то напомнит о себе, но когда это будет, а полковник — это да! Приказ отдал он и всё тут. Так и здесь — строители комсомольцы против милиционеров коммунистов не катят, никак. Плюс отношение к милиции вообще. Так что обломись Вилор! Сначала сделай, что обещал Катерине и товарищу Собкину. А потом послушай, что тебе предложат эти товарищи. И только после этого можно соглашаться. Уф, заколебался… аж вспотел, в этом комбинезоне долбаном.

— Я всё поняла, — чётко произнесла Татьяна Исипова, — позже, на собрании, доложишь о выполнении задания партии. Может, что-нибудь возьмём себе на заметку. Кстати, тебе помощники не нужны?

— Не помешают, точно, — ответил я, — но, всё дело в том, что нужны комсомольцы из детдома. Тогда мы точно найдём общий язык.

— Я подумаю что можно сделать, — медленно проговорила Татьяна, задумчиво смотря на меня, — скорее всего, в обеденный перерыв проведём летучку, с нашей группой. Где всё решим.

Потом, она обратилась к Сергею:

— Сообщи всем, чтобы после обеда в столовой, собрались на аллее. Представим Вилора и немного пообщаемся.

Собственно на этом, моё общение с комсомольскими вожаками нашей организации закончилось. Приоритеты расставлены и границы очерчены, теперь только педаль в пол и вперёд на работу. Где-то тут работает мой французский наставник, если пришёл конечно. Пора с ним познакомиться. Пойду потихонечку, буду искать, кто в курсе местонахождения этого Бартолье. Вообще-то это нормально для Калуги. Я имею в виду французскую фамилию. Сколько тут пленных французов было в своё время — не счесть. В краеведческом музее Калуги, в зале посвящённом Отечественной войне 1812 года экскурсовод, если ему задать вопрос, ответит, что более пятнадцати тысяч пленных из великой армии находились в Калужской губернии. Не все, конечно, они были французы, но и их хватало. Что-то я отвлёкся…

Стоило только высунуться из квартиры, на лестничную площадку, как меня чуть не сбили с ног две девушки. Они тащили штукатурный ящик под раствор и, скорее всего, в эту самую комнату, где я только что был. Полумрак и здесь сыграл свою роль. Ругаться с ними не стал, незачем. Люди работают, потому что знают что им делать. Один я никак не найду себе занятие. Зато, на мой вопрос, жестами показали направление, где искать наставника. Нормальные девчонки. В благодарность за информацию, я помог им затолкнуть ящик в квартиру. В какой-то момент, мне даже показалось, что они с нашего общежития. Потом уточню обязательно.

Соколом взлетел на этаж выше. Здесь, в одном из помещений, меня ждут — надеюсь.

Давно я такую планировку не встречал. На лестничной клетке было четыре квартиры. В какой именно работает Бартолье не знаю. Но, горка кирпичного щебня возле одного из дверных проёмов прямо намекала, на то, что где-то рядом работает каменщик. Значит мне туда.

Опять полумрак. Да, что ж такое-то? Трудно лампочку какую никакую повесить? Ведь не видно ни фига. Оглядываясь по сторонам и иду вперёд. Нормально так. Походу четырёхкомнатная квартира. Длинный коридор и по порядку: кладовка, кухня, четыре комнаты и ещё что-то. Однобоко и малофункционально. Зато проблем с пожарными нет — это точно. Плавали знаем.

В конце коридора сидит женщина, на перевёрнутом ведре. Про внешность ничего не скажу. Не видно. Потому что сидит ко мне спиной. Одета, как все, в серую робу, на светлую рубаху. На голове синяя косынка «а-ля бандана». Занята тем, что обрубает обломки кирпича на более менее ровные половинки и четверти. Складывает, то что получилось, в отдельные кучки. При этом ещё и напевает вполголоса:

— Еду, еду, еду я по свету

У прохожих на виду.

Коли я машиной не доеду,

Значит, я пешком дойду.

Потихоньку подхожу и, чтобы не напугать, аккуратно хлопаю её по плечу. Девушка (всё-таки девушка, уж слишком молодая) поворачивается и внимательно смотрит на меня.

Вообще-то меня наставник ждёт и поэтому мешкать нельзя. Каждая минута на счету. Потом ведь не объяснишь, этому французу, что задержался из-за красивой девушки. Хотя, наверное, только он и сможет меня понять. Ладно, никуда она отсюда не денется, ещё встретимся.

— Извини красавица, — я решил, что будет не лишним извиниться, перед тем как что-то спросить, — ты тут злобного француза по фамилии Бартолье не видела? Его, вроде как, моим наставником назначили. Только я не Кутузов, чтобы за ним бегать, по всей калужской области, даже если он француз.

— Так и я не Наполеон, — весело улыбаясь, ответила девушка, — а вовсе даже та самая Бартолье. И не бегаю я никуда. И почему это я — «злобный француз»?

То что я офигел это ничего не сказать. Бартолье — девушка. Вот ведь блиинн… и по другому не скажешь. И я, сам, себя поставил в такое положение. Ещё и наговорил всякой ерунды. Ой! Придётся извиняться и каяться. Иначе моя практика пойдёт лесом. Девушки существа непредсказуемые уже не раз доказано. Буду, во время всего обучения, кирпичи напильником подравнивать и раствор шумовкой подмешивать, вместо того чтобы нормальную работу работать. Так что не убудет от меня, буду импровизировать.

— А имя, у такой красивой девушки, есть?

— А тебе зачем? — продолжая улыбаться спросила девушка.

А действительно зачем? Мог бы и без имени обойтись. Но, походу, старого кренделя понесло не по детски. Теперь уже Вилор был в аутсайдерах, а впереди опытный и с богатым багажом знаний прораб. Который, совершенно некстати, решил вспомнить свою, бурную на события молодость.

— Как зачем? Как зачем? — начал я, вовсю исправлять положение, — мне же надо извиниться! И не просто так, а со всеми положенными экивоками и перетурбациями.

— Чего-чего? — ничего не поняла девушка, о чём и говорил её изумлённый взгляд.

— Ну, если по простому, — начал объяснять я, ещё больше запутывая девушку, — то надо принести