Он упал на четвереньки и на этот раз даже не пытался подняться. Руки и рот невероятно болели. Он хотел прикоснуться к челюсти, чтобы проверить, осталось ли там хоть что-то целое, но боялся, что как только оторвет руку от земли, не устоит на четвереньках и упадет лицом в траву. Противник? Ну, он, наверное, здоровей быка будет, если сумел устоять, получив столько ударов. Доказывать ему что бы то ни было, по крайней мере сегодня, Райан больше не собирался.

Он не сразу увидел, что Боб-младший тоже не удержался на ногах. Райан повернул голову в сторону и обнаружил, что его противник сидит на земле в нескольких футах от него и, запрокинув голову и закрыв глаза, прижимает к носу платок.

С немалым трудом Райан перекатился на бок, а потом сел. Черт, и плечи тоже болят. Присмотревшись к Бобу-младшему, он сплюнул слюну с кровью и, еле ворочая языком, сказал:

— Не так делаешь.

Боб-младший открыл глаза, скосил их на Райана, но ничего не ответил.

— Так кровь не остановишь, — пояснил свою мысль Райан.

— Пошел ты, — пробормотал Боб-младший в платок. — Посижу с запрокинутой головой — и все.

— Не так, — сказал Райан. — Чтобы остановить кровь, надо как следует просморкаться, а потом зажать нос и наклониться вперед.

— Да ты охренел.

— Все думают, что нужно голову запрокидывать, — настаивал Райан, — а на самом деле все наоборот: наклони ее вперед. Ну, попробуй.

Боб-младший недоверчиво посмотрел на него, но послушался совета, убрал платок и наклонился вперед. Кровь из разбитого носа закапала на траву.

— Давай-давай, высморкайся, — сказал Райан. — А теперь зажми рукой: сейчас лучше будет. — Он посмотрел на Боба, чтобы убедиться, что тот делает правильно.

Примерно через минуту тот сказал:

— Столько кровищи я не видел с тех пор, как освежевывал оленя, которого подстрелил недалеко отсюда прошлой осенью. — Голос его звучал в нос, словно при простуде, и он снова приложил к лицу платок.

— А что, здесь много оленей?

— До хрена. Спустись к озеру и пройдись вдоль берега: на каждом шагу тропинки, по которым они ходят на водопой.

— Я никогда не охотился.

— А того, в прошлом году, я даже специально не выслеживал. Только сошел с дороги, не успел еще ружье с плеча снять, а он уже стоит, будто дожидается.

— А что у тебя за ствол?

— У меня их несколько. В тот раз я карабин с собой взял, он даром что старый, а отсюда до самого Холдена дострелит.

— Слушай, тут есть один человек, Уолтер Маджестик, — сказал Райан, — так он хочет в этих местах охотничий домик поставить.

— А ты что, его знаешь?

— Я сейчас у него работаю.

— Эй, — сказала Нэнси из машины. — У вас что, антракт, что ли?

Райан посмотрел на Боба-младшего и сказал:

— Я собираюсь сейчас сесть в машину и уехать. Возражений нет?

Боб-младший покачал головой:

— Плевать я хотел на то, что ты собираешься делать.

Он все еще сидел на траве, когда «мустанг», развернувшись на поляне, скрылся в узком тоннеле лесной дороги.

Райан и Нэнси не проронили ни слова до тех пор, пока не выехали из леса и не свернули на проселочную дорогу к лагерю. Райан чувствовал на себе ее взгляд и наконец не выдержал:

— Ну что, понравилось? Получила, что хотела?

— Ты тоже хорош: еще меня и обвиняешь? — Нэнси сидела вполоборота, опершись спиной о дверцу машины, и смотрела на него. — Как ты себя чувствуешь?

— А ты как думаешь? Как будто по морде надавали.

— На вид вроде бы ничего. Могло быть и хуже. На, глотни. — Она протянула Райану бокал, и тот, сделав глоток, поморщился. Сначала ему обожгло десны и нёбо, а затем ободрало пересохшее горло. Зубы и челюсти Райана страшно болели. Открывая и закрывая рот, он слышал у себя под ухом какой-то клацающий звук. Пальцы и ладони саднило, смотреть на них было страшно: грязь с земли и кровь покрывали их сплошной коркой. Нэнси забрала у него бокал, но он так и продолжал держать руль одной рукой. Впереди он заметил группу возвращавшихся с поля рабочих-сборщиков. Услышав звук автомобильного мотора, они стали оборачиваться и отходить на обочину.

— Ну что ж, по крайней мере один вопрос эта драка помогла решить, — сказал Райан.

— Ты о чем?

— Я в тот охотничий домик больше не сунусь. Сколько там будет денег — меня не касается.

Нэнси уставилась в лобовое стекло и ответила не сразу. Наконец сказала:

— Я так и знала, что ты откажешься. Не знала, когда и под каким предлогом, но давно уже это поняла.

— Значит, ты умнее меня, — усмехнулся Райан, — потому что я решил это только что.

— Не надо себя обманывать. Может, ты и хотел обокрасть этот дом, но на самом деле орешек тебе не по зубам, — сказала Нэнси. — Ты как был мелким воришкой-домушником, Ваня, так им и останешься. И сколько бы ты ни мечтал о большой краже, вроде пятидесяти тысяч, тебе этого не потянуть.

— Что ты несешь? — возразил Райан. — Он же нас видел. Представь себе: полиция спрашивает у него: «Вы кого-нибудь видели здесь в последнее время?» Ясное дело, он сразу же нас вспомнит. По крайней мере, меня он точно не забудет, а чтобы сложить два плюс два, большого ума не потребуется.

— По-моему, ты просто не в духе, — заметила Нэнси.

— Верно подмечено. С чего бы это, как ты думаешь?

— Ты злишься потому, что решил, будто бы я спровоцировала вас на драку.

— Это к делу не относится, — сказал Райан.

— Но ведь тот факт, что Боб нас видел, еще ничего не доказывает.

— Я не собираюсь так рисковать, — сказал Райан.

— Ладно, поговорим об этом позже. Сейчас поедем ко мне, я обработаю твои раны, а там посмотрим. Договорились?

— Нам не о чем договариваться.

Машина почти поравнялась с сезонниками, уступившими ей дорогу. Райан сказал:

— Поставь бокалы на пол.

Фрэнк Писарро, услышав шум мотора, выглянул из двери сарая и остался стоять, глядя на поднятое машиной облако пыли. На другой стороне дороги он увидел Билли Руиса; тот возвращался с поля и теперь, перескочив через кювет, стоял на краю дороги и тоже глядел вслед машине. После чего направился к сараю.

— Кажется, это Джек, — сказал он.

— А кто же еще? — сказал Писарро. — Решил показать нам, какую он себе телку завел, да еще и с тачкой впридачу.

— Я ему рукой помахал, — сказал Билли Руис, — но он не заметил.

— Да видел он тебя.

— Не думаю.

— Видел, видел, — сказал Писарро. — Он всех нас видел.