Стогнан же глядел ей вслед, прижав руку к груди, где бешено колотилось сердце. И тут он увидел, как его сын Учко почти бежит через открытое пространство между избами, как подбегает к Малфриде и берет ее за руку, что-то начинает торопливо говорить, а потом почти тащит туда, где в дверном проеме склада стоит он, Стогнан. А вокруг уже люди собираются, баба Горуха визгливая, мужики-охотники, Мокей протискивается, не замечая цепляющейся за его руку Прости.

– Вот, отец, – становясь перед Стогнаном и привлекая к себе Малфриду, громко начал обычно несловоохотливый Учко, – вот, отец, перед всем народом при свете ясного дня я прошу у тебя разрешения назвать Малфриду суложью своей милой. Будет она у меня главной женой, защищать и кормить ее буду, ветру дохнуть не дам. Позволь, отец!

Улыбка у парня в этот миг светлая и радостная, он уверен, что настоит на своем. И Стогнан почти умоляюще глядит на колдунью – мол, откажись. Однако проклятая девка стоит хоть бы что, даже улыбается задорно. Глаза же у нее мрачные. Глядит на Стогнана, словно пронзая взглядом, словно повелевая. Но староста еще готов бороться. Вышел вперед под многочисленными взглядами родовичей.

– Угомонись, сын. Ты девку сперва спроси – пойдет ли за тебя.

Вокруг вмиг стихает гомон, все глядят на знахарку, ждут ее ответа. И когда Учко говорит, что Малфрида уже приняла его свадебный дар, что она привечала и приманивала его, что у них уже было все…

Малфрида только искоса бросила взгляд на жениха, хмыкнула. А тут еще и Мокей кинулся к ним, стал кричать: мол, не было ничего такого между Малфридой и сыном старосты, просто не могло быть такого... это ему Малфрида обещалась.

Стогнан с болью посмотрел, как ахнула и зашлась плачем его младшенькая Проста, как звонко и зло захохотала Малфрида, а потом, так ничего и, не ответив, ушла в лес. Но Учко, не уразумев, все как следует, стоял подбоченясь и приказывал людям готовиться к свадебному пиру. А те гомонили, глупые, кто радостно, а кто удивленно. И только посмеивались, видя, как грохнулся на землю Мокей, зарыдал, словно дитя, не замечая, с каким торжеством прошел мимо него Учко.

Мокей пролежал на земле до самых сумерек, не обращая внимания на причитающую над ним Простю, не слыша увещеваний матери, не ощущая взглядов сородичей. А потом встал и пошел к стылой холодной реке, где одиноко сидел на стволе ивы староста.

– Выслушай меня, мудрый Стогнан. И не гляди, что сегодня я так убивался. Это сила из меня колдовская выходила. Но теперь я свободен. И могу сказать, что раньше таил.

Стогнан чуть повернул голову, поглядел на зятя сквозь упавшие на глаза длинные пряди волос. Мокей же говорил едва не плача:

– Ведьма она, эта Малфрида. Страшная ведьма.

– Ну и что с того? – хмыкнул Стогнан. – Мне это ведомо. Да только родовичам как докажешь... Учко как докажешь? Вот если бы волхвы пришли к селищу и подсказали людям. Но где ты их нынче отыщешь? Ушли волхвы в чащи, схоронились, копят новую силу. Я и сам пытался найти их на старых заветных полянах, да только без толку все.

Порывы ветра развевают длинные волосы Мокея, волнуют мех на его богатой меховой шапке, треплют оплечье шубы. Он стоит под ветром, как твердый дубок, не шевельнется, только глаза горят.

– Я отыщу. Я встречал их на большаке. До самого Искоростеня дойду, где, говорят, волхвы еще бывают. В ноги им упаду.

Стогнан смотрел на Мокея , не отрываясь.

– Что ж, иди Мокей. Я отпускаю тебя. И пусть помогут тебе боги!

В жарко натопленной палате княжеского терема в Искоростене лампады освещали низкий рубленый свод, ярко расписанный райскими птицами, цветами, завитками трав. На скамьях, покрытых коврами с вытканными узорами, сидели киевский посадник Свенельд и древлянский князь Мал.

Чуть в стороне, там, где за витой колонной-подпорой сгущалась тень, молча стоял княжеский волхв-советник в длинной темной одежде. Свенельд изредка бросал в его сторону неприязненные взгляды, однако держался непринужденно, и, казалось, был занят только тем, что выбирал себе охотничьего пса из помета.

Несколько минут назад мальчишка принес из псарни семерых щенят, возле них встревоженно крутилась сука – большая рыже-белая собака местной породы с острыми ушами и длинной лохматой шерстью. И пока князь, и его гость разглядывали потявкивающих и повизгивающих щенков, встревоженная мать беспокойно бегала вокруг них, подхватывала то одного, то другого зубами за пушистый загривок, тащила назад в корзину, но не успевала она схватить следующего, как первый уже вылезал из невысокой плетеной корзины и с тявканьем присоединялся к свалке посреди палаты.

Щенкам не хотелось сидеть в тесной корзине, когда тут такое раздолье и так удобно. Широкие дубовые половицы покрыты островками оленьих шкур: бурых, желтовато-бежевых, пятнистых. На них тепло, свободно и в них так забавно вцепиться зубами и тянуть, ворча и мотая головой из стороны в сторону.

Свенельд смеялся, Мал тоже подхихикивал.

– Ну что, друже Свенельд, выбрал уже? А то нам еще есть о чем поговорить.

При этом он бросил быстрый взгляд в сторону волхва за колонной. У того было непривычно молодое для служителя лицо, застывшее сейчас, словно маска, отчего казалось более зрелым и значительным. Тонкие белые руки волхва лежали на обшитом бляхами поясе, тускло мерцал чеканный обруч на гладко причесанных длинных волосах.

Свенельд замечал внимание князя к волхву, но словно бы не реагировал. Смеясь, он разглядывал щенков, повалил одного из них, единственного темно-серого из помета, но с белым брюшком и пятном на лбу, почесывал его округлый животик.

– Может, вот этого возьму. Ишь, какой лобастый! Явно с примесью волчьей крови.

– Ну, на том и порешили, – хлопнул себя по коленям Мал. – Теперь изволь выслушать меня, посадник.

По его знаку волхв отворил дверь, и мальчишка-псарь скользнул в комнату, стал собирать щенят. Один из них, рыжий, с уже поднявшимися острыми ушами, ловко увернувшись, схватил его острыми зубками за кисть. Паренек охнул, а Свенельд рассмеялся.

– Давай лучше я этого, остроухого, выберу. Он-то явно чистокровной древлянской породы, я знаю, чего от него ожидать. А волчья примесь...

Молодой волхв даже чуть усмехнулся, когда при этих словах посадник покосился на него.

– Волчья примесь всегда таит в себе неизвестное. Да и что ожидать от того, кто набегает из чащи, – весело закончил Свенельд.

Мальчик-челядинец нетерпеливо ждал, пока киевлянин как следует, разглядит щенка.

– Я назову его Малкиня, – сказал тот, наконец, отдавая пса. Князь даже охнул.

– Моего советника обидеть норовишь, посадник? Знаешь ведь, что именно так его тут кличут.

Но Свенельд снова засмеялся.

– Что это ты за него заступаешься, друже Мал? Сам-то волхв стоит как идол на капище, не шелохнется.