Едва ли не впервые в жизни он говорил по наитию, не продумав заранее каждое слово, не расположив их так, как было удобно ему. И, вероятно, потому именно эти слова оказались искренними. Тоже впервые в жизни. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить боярина с окладистой славянской бородой.

– Наши слезы в общей чаше горя. – Хальвард прижал руку к сердцу и низко склонился перед Биркхардом, но теперь он уже точно знал, что и как будет говорить. – Свершившегося не воротишь, и нам с тобою, боярин, надо вместе искать руку, сразившую сына конунга. Клянусь памятью моего отца, что отдам убийцу тебе, кем бы он ни оказался.

Он вынул меч, сильным ударом вонзил в пол и положил руки на перекрестье рукояти, как клялись все древнегерманские племена.

– Я принимаю твою клятву, боярин Хальвард. – Биркхард поднял горькие, высушенные болью глаза. – И я запомнил в ней каждое слово. Каждое.

Хальвард молча обнял его. Это тоже было порывом, и старый боярин рузов принял эту вдруг прорвавшуюся искренность. Подавив вздох, покивал седой головой и молча пошел за Хальвардом.

– Будем говорить только о гибели Берсира, – сказал Хальвард, когда они уединились в укромных, хорошо охраняемых покоях. – Прости, не хочу причинять тебе боли, но ты должен ответить на мои вопросы. Эта колченогая утка Ольрих сказал мне, что Берсир – да примут боги душу его! – не успел ни пригубить кубка, ни чего бы то ни было проглотить на пиру.

– Ольрих сказал правду.

– Отсюда следует, что его отравили не в усадьбе конунга Олега, в которой распоряжается Ольрих, а где-то еще. Он отлучался до пира?

– Берсир ездил к Неждане. Но она куда-то уехала, как он мне сказал, мы ждали три часа и только потом пошли в трапезную. Все это время Берсир провел со мной, и я свидетельствую, что он не сделал ни одного глотка. Он очень ждал Неждану. Хочешь знать, почему он ее ждал?

– Потом, все потом, – отмахнулся Хальвард. – Я ищу нить. Давай рассуждать. Берсир мог выпить кубок у Нежданы?

– Нежданы не было дома. Об этом мне сказал сам Берсир. Но он не сказал, что пил там что-либо. Не сказал, Хальвард.

– Мы это скоро проверим: воевода Ставко привезет сюда домоправительницу. Скажи мне, боярин, из чьих рук может принять кубок сын конунга рузов?

– Только из рук самой Нежданы.

– Но ее не было.

– Так ему сказали. И так он сказал мне.

– Ты на что-то намекаешь, боярин?

– Я вынужден так думать. Берсир ничего не сказал о том, что пил и ел у Нежданы, но это – единственное место, где он мог пить или есть. Сын конунга не пьет из непочтенных рук, ты знаешь наши обычаи, Хальвард.

– Ни при каких обстоятельствах?

– Ни при каких. Чем меньше народ, тем тщательнее он исполняет обычаи предков.

– Значит, эта нить никуда не ведет?

– Никуда. По двум причинам. Первая: если Нежданы и вправду не было дома, то сын конунга рузов не принял бы кубка ни от кого. Вторая: Берсир не сказал мне, что пил или ел в доме Нежданы. Эта нить никуда не ведет, Хальвард.

– И все же…

Без стука распахнулась дверь, и в покои вошел Ставко. На сей раз его обычно улыбающееся лицо было суровым.

– Прошу простить, бояре. Инегельда исчезла, твои люди, Хальвард, ищут ее. Я привез домоправительницу Закиру и девушку-германку, которая, как мне кажется, что-то может поведать.

– Сначала домоправительницу.

– Эй! – крикнул Ставко страже, приоткрыв дверь. – Домоправительницу! Девчонку стеречь!

– Останься с нами, Ставко, – приказал Хальвард. – Воеводе конунга Олега надо знать все. Ты согласен, боярин Биркхард?

Биркхард важно кивнул. Ставко дождался Закиру, вошел вслед за нею и плотно прикрыл дверь. Домоправительница была скорее растеряна, чем испугана, но держалась со скромным достоинством. Отвесив поясной поклон, осталась у порога.

– Расскажи нам все, что делал Берсир в доме Нежданы.

– Высокий гость прибыл вчера перед обедом. Часа через два или три после отъезда моей госпожи. Она с дюжиной дружинников и…

– Мы хотим слышать только о Берсире! – резко перебил Хальвард.

– Я… я растерялась. Неждана ничего не говорила мне о том, что должен приехать высокий гость. Я проводила его в гостиную палату и тут увидела кубок моей госпожи, наполненный до краев. Я решила, что она наполнила его для высокого гостя, сказала ему об этом и попросила дозволения подать ему этот кубок. Как знак личного уважения моей госпожи. Он принял кубок, выпил его, сказал, что пир будет отложен до возвращения моей госпожи, и отъехал. Это все.

– Ты сама наполняла кубок?

– Нет, высокий боярин. Он был уже наполнен.

– Кто его приготовил и поставил в гостиной?

– Я думаю, что это сделала сама моя госпожа. Перед отъездом она вспомнила о высоком госте и наполнила свой кубок для него.

Биркхард впервые поднял голову и пристально посмотрел на Закиру.

– Желаешь о чем-нибудь спросить ее, боярин? – Хальвард успел поймать его тяжелый взгляд.

– Мне все ясно. – Боярин тяжело поднялся, тяжело пошел к дверям, но остановился. – Я помню твою клятву, Хальвард. Не позабудь о ней.

Он вышел, и наступило тягостное молчание, потому что такого жесткого лица у Хальварда никто еще не видел.

– О какой клятве он напомнил тебе, Хальвард? – тихо спросил Ставко.

– Что?.. – Боярин отрешенно посмотрел на воеводу. – Убери эту женщину. Под стражу и крепкий замок. И приведи германку.

– Я ни в чем не виновата, высокий боярин, – растерянно начала Закира. – Что я сделала, что?..

– Ступай, – сказал Ставко.

Когда они вышли, Хальвард вдруг зло усмехнулся.

– Ты хочешь заполучить Неждану, Биркхард? – чуть слышно пробормотал он. – Но ты не знаешь и знать не можешь, что Закира – хазарянка. Я знаю. Знаю, Биркхард, знаю…

Не успел удалиться посерьезневший Ставко вместе с растерянной и испуганной Закирой, как раздались шаги и из соседней палаты, грузно ступая, вышел Биркхард. Опустился в кресло, огладил бороду, сказал:

– В ночь посольство выедет с телом Берсира в Рузу. Я останусь здесь и вернусь на родную землю только с убийцей сына нашего конунга. И тебе, Хальвард, придется исполнить нашу волю.

– Я дал тебе клятву, Биркхард, и ты принял ее. Послушаем вместе, что скажут служанка, поставившая кубок с ядом в большой гостиной палате, и другие свидетели.

Служанка оказалась молодой, смотрела на важных господ скорее с любопытством, чем со страхом, и Хальвард сразу понял, что она не ощущает за собою никакой вины. И что это не хитрость и не притворство, потому что девушка прекрасно понимала, что означает вызов простой челядинки под очи самого грозного из бояр русов.