– Ценный металл! – насупилась Ольга Николаевна, уже понимая свое поражение, но все еще не решаясь его признать.

– Ой, ну и сколько можно выручить за эту железяку? Из чего она у тебя – из меди была аль железная?

– Неважно, – отрезала хозяйка и подняла с пола странную кастрюлю, в которой я наконец-то узнала аппарат, булькавший вчера весь день на печи. – Ну а кто украл-то тогда? Глянь, как чисто сработано!

Мы с Петровной уставились на крепления, на которых до вчерашней ночи и держалась спираль. С одной стороны висел здоровенный болт, а вот на второй ничего не было. Стальной прут, на котором и крепился держатель, был отрезан, да так гладко и ровно, что срез выглядел едва ли не зеркальным.

– Ну что я тебе могу сказать, соседушка… – Петровна провела пальцем по блестевшему срезу и зачем-то его лизнула. – Ничем помочь я тебе не смогу. Могу только посоветовать. Хочешь до истины докопаться – вези-ка ты свой аппарат в город к Игорьку. Там, глядишь, на експертизе чего и выяснишь.

Она поднялась и, выйдя из беседки, обернулась.

– Он же вроде у тебя где-то в органах работает? Вот пусть матери и поможет!

Хозяйка вдруг притихла.

– Ладно, отвезу. Кстати, а когда говоришь, Гришка домой придет?

– Да кто его знает! – Бабка отмахнулась и поковыляла к калитке.

– Теть Оль. – Я дождалась, когда соседка исчезнет за забором, и придвинулась к хозяйке. – А если у домового спросить? Думаю, он не соврет.

– Ты полагаешь, я про него забыла? Первым делом с ним хотела поговорить, когда тревожное почуяла. – Она тяжело вздохнула. – Не показывается! Либо напакостил, либо обижается на что-то… Если последнее – вообще может месяца через три объявиться.

– Н-да. Запутанное дело. Кому, а главное, зачем нужна эта железяка?

– Тут ты, Лиз, неправа! В деревне без этой железяки вообще не жизнь! А мне мой драгоценный змеевичок еще и дорог. Как память! По наследству, от мужа моего, царствие ему небесное, достался. Золотые были руки… – она вздохнула и поднялась, – и пустая голова! Замерз по пьяни.

Подхватив кастрюлю, она, больше ничего не сказав, направилась в дом, а вскоре к калитке подъехала машина.

Галина

Впервые в жизни мне не хотелось просыпаться. И не потому, что я наслаждалась сном всего несколько часов, а потому, что где-то внутри поднимался протест. Утро, приносящее надежду на что-то новое, лучшее, сегодня все самое «новое и лучшее» грозило забрать.

Я осторожно приподнялась на локте, разглядывая умиротворенное сном лицо Петра. Его не портили даже царапина и темная щетина, почти спрятавшая ее от глаз.

Почему-то даже в мыслях я не позволяла подумать себе о том, что у нас может быть будущее. В лучшем случае – редкие встречи, от которых становится еще хуже.

Он прав – мы из разных миров. А может, дело во мне? Обожглась раз на молоке, а теперь дую на воду?

Я решительно поднялась и, накинув валявшийся у кровати халат, прошла в душ. Я должна быть сильной, а мысли, воспоминания о прошедшей ночи заставляли беспричинно улыбаться и делали слабой. Вернее, даже не так! Они причиняли удовольствие быть слабой.

Открутив вентиль, я замерла под горячими струями, вновь позволяя воспоминаниям унести меня в прошедшую ночь. После учиненного разгрома на кухне я честно предложила перебраться в спальню, с искренними намерениями немного поспать (все-таки большая кровать не сравнится ни с какими диванами!). Но тут меня ждало разочарование: Петр явно страдал бессонницей и позволил мне уснуть только тогда, когда небо уже стало подозрительно светлеть, и то после того, как я в шутку заявила, что «если он не оставит меня в покое (маньяк!), я выставлю его на лестничную площадку!» Угроза возымела действие, и я мгновенно провалилась в невероятный, сказочный и такой короткий сон…

Я вновь поймала себя на том, что улыбаюсь, и, согнав улыбку, решительно выключила воду.

Удивительно, насколько некоторые привычки въедаются в сознание! Моя привычка вставать каждый день в семь утра сегодня стала для меня наказанием.

Душ выветрил остатки неги, и я, закутавшись в полотенце, решительно прошагала в гардеробную. Тщательно подобрав себе легкий, светло-серый брючный костюм, я заглянула в прачечную и, выудив из стиральной машины вещи Петра (естественно, влажные), демонстративно выкинула их в мусорную корзину. Доедет до какого-нибудь магазина одежды и в летних вещах бывшего мужа.

Оставив позади коридор, я на цыпочках прошла мимо чуть приоткрытой двери спальни и устремилась на кухню. Пусть еще поспит. А у меня будет время сделать нам завтрак.

Занявшись приготовлением, я так увлеклась, что не услышала, как тихо стукнула дверь и к шее прильнули его горячие губы.

– Ты меня напугал! – Выдержав паузу, я дорезала в салат огурец и обернулась. Чуть припухшее лицо, щетина и… все та же набедренная повязка!

– Доброе утро. – Он так мне улыбнулся, что где-то в глубине меня вновь беспокойно заворочалась жажда.

– Доброе. – Я выскользнула из его объятий и, сняв с плиты сковородку, шлепнула ее на дожидающуюся на столе каменную черепаху-подставку. – Омлет готов. Салат тоже. Кофе в кофеварке. Тарелки сейчас достану.

Он постоял, молча наблюдая, как я ношусь по кухне, перехватил меня в полете и насильно усадил на стул.

– Вообще-то я привык готовить завтрак сам. Поэтому давай договоримся сразу – по утрам нас кормить буду я.

– Нас? – Я смотрела, как он раскладывает по тарелкам омлет, салат, как наливает кофе.

– А что, есть возражения? – Он протянул мне вилку и уселся напротив.

– Петь… – Я помолчала, не зная, как начать этот разговор. – Мы взрослые люди. Вчера был трудный день, и то, что произошло, еще ничего не значит.

– Конечно, не значит. А вот когда у нас будет стоять в паспорте штамп… – Он подмигнул, с аппетитом уплетая омлет, а у меня после такого заявления застрял в горле кусочек огурца.

– Что?! Какой штамп? У меня Лиза…

– Усыновлю.

– Удочерю… – машинально поправила я. Господи, что я несу?! – Вообще-то ты знаешь, она мне не дочь! Она сестра, а это куда сложнее!

– Причем взрослая сестра, – Петр холодно взглянул мне в глаза, – и должна понимать, что ты тоже имеешь право на личную жизнь. А если она выйдет замуж? Ты так и будешь обрекать себя на одиночество, изображая наседку?

– Хм… – Я заставила себя успокоиться: это все слова, а они редко когда исполняются. Притянув чашечку, глотнула кофе. – Может, ты и прав, но я не хочу ее шокировать внезапностью наших отношений. Пусть она обо всем узнает постепенно. И вообще – нам надо возвращаться в Боровлянку! Забыл?

– Угу. Забыл. – Петр понурился.

– А еще ты забыл, что сейчас мы едем по магазинам. Надеюсь, ты знаешь, что за оборудование тебе нужно для исследований?