на коленях, качая на качелях или читая мне сказки каждый вечер перед сном? Неужели не хотел? Или не умел? Возможно, в этом заключалась суть моего страха быть постоянно отсутствующим родителем, той моей гиперкомпенсации каждый раз, когда я возвращался домой после долгого отсутствия. Как бы мне ни повезло, что меня воспитывала моя удивительная мать, я видел, как разорванные отношения с отцом и его отсутствие в моем детстве имели определенные пожизненные психологические последствия, и отчаянно пытался не создавать их для своих детей.

Мы начали путешествовать по миру с дочерями, и я больше не чувствовал себя некомфортно, когда за сценой бегала толпа детей (хотя они были в своей гримерке, чтобы не играть рядом с пивом и Jägermeister), потому что, в какой бы точке планеты мы ни были, если мы вместе, то это дом.

Жизнь, о которой мой отец говорил — что она никогда не может продлиться долго, — превратилась в то, что я увидел той ночью в доме Нила Янга: переплетение музыки и семьи. И это возможно.

Так почему бы не сделать это еще раз?

На этот раз я даже не сомневался, что это будет девочка. К тому времени, когда пришло известие, что у нас будет еще один ребенок, я уже мог спеть каждую строчку в «Холодном сердце» и взял на себя роль консьержа, телохранителя, терапевта, личного повара и личного стилиста. Что я вообще буду делать с мальчиком? Я бы даже не знал, с чего начать. Хотя третий раз был другим. Теперь мы с Джордин официально в меньшинстве. Все это становилось слишком реальным.

Офелия родилась недалеко от того холла, где я когда-то спасался бегством от этого словацкого Халка Хогана в кроссовках и светло-голубой форме, и через несколько дней после того, как мы привезли ее домой, мы пригласили Пола Маккартни и его жену Нэнси познакомиться с ребенком. Это было знаменательное событие по более чем миллиону причин, но я заметил одну вещь, которая останется со мной навсегда. Вайолет и Харпер, очевидно, знали, что Пол был музыкантом в группе The Beatles, но в своем нежном возрасте понятия не имели, что это значит в пантеоне истории музыки. Для них Пол — просто наш друг-музыкант Пол, и я увидел, что, когда убираешь эти мифические предубеждения, появляется чистота духа, безусловная любовь. Я, конечно, за час до его приезда прятал горы битломанских вещей в доме (никогда не знаешь, сколько у тебя битловских реликвий, пока The Beatles не придут в гости), но у детей не было никакого завышенного представления о том, кто он такой.

Когда они собрались уходить и мы прощались, Пол заметил в коридоре пианино и не смог устоять. Он сел и начал играть «Lady Madonna», а я стоял в шоке, слушая, как голос, который обожает весь мир, эхом разносится по моему дому, в котором теперь живет моя семья. Харпер на мгновение исчезла и вернулась с кофейной чашкой, которую наполнила мелочью и поставила на пианино в качестве баночки для чаевых для сэра Пола. Мы умирали со смеху, а он пригласил ее сесть на скамейку рядом с ним на ее первый урок игры на фортепиано. Он показал ей клавиши, рассказал, где какая нота, и они начали вместе играть, а Пол пел: «Мы поем песенку… Песенку мы поем…»

На следующее утро, готовя завтрак на кухне, я снова услышал пианино, ту самую мелодию, которую Пол и Харпер играли прошлой ночью. Я выглянул из-за угла и увидел Харпер, сидящую в одиночестве на скамейке, — ее крошечные руки играли те же самые аккорды в идеальном ритме, и я точно знал, что она чувствовала: вдохновение от Пола. Потому что я когда-то чувствовал то же самое. Хотя разница была в том, что тогда он пел из крошечного проигрывателя на полу моей спальни, а не сидел прямо рядом со мной у пианино, на котором мы вместе с ним играли.

ЖИЗНЬ СДЕЛАЛА ПОЛНЫЙ КРУГ.

Это дом. Это семья. Это то, чего я хотел.

Через несколько дней умер мой отец. Мы потеряли связь в последний год его жизни, но, узнав о его болезни за месяц до рождения Офелии, я полетел навестить его, зная, что это наша последняя встреча. В той же больнице Уоррена, штат Огайо, где я родился, мы сидели и болтали, обмениваясь новостями о жизни, а я нахваливал его длинные седые волосы и бороду, которые почти переросли мои. Я сказал ему, что скоро снова стану отцом, и он поздравил меня, пожелав удачи. Когда мне пора было уходить, я поцеловал его руку и сказал: «Хорошо, папа. Увидимся. Я тебя люблю».

Он улыбнулся и сказал: «Я тоже тебя люблю, Дэвид».

Часть четвертая

По течению

Пересекая мост к Вашингтону

«Давай, чувак, еще увидимся!»

Парализованный, я оперся о стену длинного коридора в Белом доме, не веря своим ушам.

Президент Соединенных Штатов Америки, Джордж Буш, только что назвал меня «чуваком».

Застывший от шока, я вежливо помахал президенту, которого уводили сотрудники Секретной службы, и продолжил искать гардероб, чтобы взять там зимнюю куртку своей глубоко беременной жены и вместе пойти на премию центра Кеннеди. Там я должен был исполнить классическую композицию «Who Are You» на трибьют-концерте, посвященном The Who, за которым с балкона будет наблюдать сам президент Буш.

КАК Я ВООБЩЕ ЗДЕСЬ ОКАЗАЛСЯ?

С 1978 года премия центра Кеннеди считается самой престижной церемонией вручения наград в области исполнительского искусства в Америке, отмечая вклад в американскую культуру в области музыки, танца, театра, оперы, кино и телевидения. Участвовать в этой церемонии в любом качестве — это уже честь, если не сказать больше. Мероприятие, собирающее сливки высшего общества Вашингтона, на самом деле представляет собой уик-энд с многочисленными встречами, от ужина в Государственном департаменте накануне вечером до вручения наград в Восточном зале