Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды вступив на этот путь, Дженни не оставила себе выбора. Она чувствовала себя обязанной миссис Севин точно так же, как она была обязана Неду.
Дженни поднялась, и губы мистера Севина сложились в самодовольную улыбку, словно у какого-то откормленного борова.
Она в последний раз окинула взглядом мужа и жену.
– Мне жаль, я приношу извинения, – сказала Дженни. – Правда. За все.
Едва только Дженни оказалась в дверях банка, мерзкий супруг миссис Севин угодливо помахал ей рукой.
– Приятно было увидеться, миссис Кибл! – крикнул он ей вслед.
На улице начиналась гроза. Только этого ей и не хватало.
* * *
Гарет вошел в кабинет, снимая перчатки. Лишь недавно пробило полдень, предстоял длинный день. Конечно, не столь длинный, как минувшая ночь, завершившаяся именем Дженни и ее телом, однако, принимая во внимание пачку бумаг в руках Уайта, он обещал затянуться надолго и не сулил ни намека на удовольствие. Возможно, позднее. Сильно позднее. Яркое пламя камина осветило лицо Уайта. Тот кивнул. Это был дружеский кивок.
В порядке эксперимента Гарет кивнул в ответ. Как ни странно, он не испытал неловкости. Напротив, честно говоря, он почувствовал себя просто великолепно.
Он уселся на стул против своего поверенного.
– Прежде чем мы приступим ко всему остальному, – заметил Уайт, – я хотел бы обратить ваше внимание на записку от герцога Уарского, которой невозможно пренебречь. Я взял на себя смелость ознакомиться с ее содержимым, и…
Уайт замер, остановившись на полуслове.
Гарет положил перчатки на стол.
– Что-нибудь не так?
– Я полагаю, вы уже решили эту проблему.
– Я решил? Почему вы так подумали?
– Милорд, – выпалил Уайт, – вы улыбаетесь. – Он сморщился и покраснел, словно осознав, что именно посмел заподозрить.
Гарет коснулся своей щеки. Как неописуемо странно. Он даже не заметил. Он и вправду улыбался. И похоже, вовсе не собирался останавливаться. Он покачал головой.
– Итак, – произнес Гарет. – О чем же пишет Уар?
– Он хочет устроить встречу – вы, он и молодой мистер Кархарт. Далее следует список его претензий. – Уайт покопался на столе и, достав оттуда лист бумаги, выставил его перед собой. Даже находясь в противоположном углу комнаты, Гарет мог различить сердитый, нервный почерк, перечеркнутые строчки. – Прежде всего, он не желает выдавать свою дочь замуж за такого – гм, это его собственные слова – за такого «беспомощного идиота», как ваш кузен. Потом, кажется, леди Кэтлин вне себя от горя и возмущения оттого, что мистер Эдвард Кархарт так и не навестил ее еще после вчерашних событий. Далее…
Гарет поднялся и заинтересованно взглянул в окно. Шел дождь, и Лондон должен был бы выглядеть таким же грязно-коричневым и тускло-серым, как это всегда случается при такой погоде. Однако все было не так. В уличных лужах отражалась серебристая радуга. Оранжевые бутоны, распустившиеся с первыми каплями дождя, украшали многочисленные клумбы, разбитые вдоль дороги. Несмотря на грязь и облачность, в Лондоне оказалось гораздо больше красок, чем предполагал Гарет.
– Итак, милорд, он полагает, что вам всем следует станцевать обнаженными на клумбе с ромашками в подтверждение своих добрых намерений.
Гарет осознал с запозданием, что Уайт уже некоторое время говорит о чем-то. Он отвернулся от окна.
Его человек стоял, задумчиво похлопывая себя по губам запиской Уара, и внимательно его рассматривал.
– Вы не слушаете.
– Боюсь, что нет.
Уайт отложил письмо и быстро взглянул на гору корреспонденции у себя на столе.
– Вы собираетесь выслушать хоть что-нибудь от меня сегодня?
Гарет вздохнул. Это было его обязанностью, его ответственностью, выслушивать все жалобы и прошения из огромной пачки писем Уайта, какими бы ничтожными они ни казались, и решать их. А дело с Недом и дочерью герцога никак нельзя было назвать ничтожным.
Это была его обязанность позаботиться о Неде. Однако в настоящее время он вовсе не испытывал к этому склонности.
Похоже, он никогда не испытывал подобной склонности. Если бы он действительно заботился о Неде, то не относился бы к нему с таким высокомерием. Нет. Гарет не хотел помочь Неду.
Он хотел выиграть.
Дженни была права. Если Неда что-то интересует, ему вовсе не обязательно во все это вмешиваться.
Дженни. Что же она имела в виду, говоря этим утром до свидания? Нет, конечно, не «прощай, мы никогда не увидимся». Он не хотел заканчивать с ней отношения. И еще это дурацкое, неуклюжее прощание. Бог знает, что она теперь о нем думает.
Как нелепо все получилось. После сексуальных с ней отношений он думал, что ему удастся выкинуть ее из головы. Вместо этого мысли о ней занимали его все больше и больше.
Гарет вздохнул.
– Назначьте встречу с Уаром. У вас есть мое расписание. И сохраните записку, я просмотрю ее перед встречей.
Уайт сделал себе пометку.
– А что до всего остального…
Уайт откашлялся.
– Вы простите мне смелость?
Кивок.
– Я полагаю, она приняла ваши извинения.
Гарет почувствовал, как снова расплылся в улыбке.
– Она? Какая она?
– Гипотетическая она, сэр.
Гарет сжал пальцы. Одной ночи с совсем не гипотетической Дженни оказалось совсем не достаточно, чтобы выбросить ее из головы. Нет, эта ночь лишь еще больше разожгла его страсть, его влечение. И она по-прежнему оставалась для него загадкой. Она не открыла ему о себе практически ничего, кроме своего имени. Он не знал, откуда она, как она пришла к этому незавидному ремеслу гадалки.
Возможно, если ему станет известно о ней больше, его привязанность ослабеет. Это звучало абсурдно, и Гарет подозревал, что вовсе не желает от нее избавиться. Он просто хотел узнать о ней побольше.
– Уайт, – наконец произнес он. – Я хочу, чтобы вы предприняли для меня кое-какие розыски.
Его человека не смутил резкий поворот беседы.
– Да, милорд. О герцоге Уарском?
Гарет виновато покачал головой:
– Нет. Это касается одной женщины. Ее зовут Дженни Кибл. Более мне ничего не известно. Разыщите что сможете. Осторожно. Что же касается меня… – Он еще раз окинул взглядом пачку бумаг. – Устройте встречу с Уаром. Доведите ее время до сведения моего кузена. Я ухожу. Мне надо кое-что устроить.
Нед повернул вентиль газовой лампы, и комната в доме его матери осветилась тусклым, бархатистым светом. Слабые лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь густые ветви вязов во дворе, отражаясь причудливым светом от гладкой стены кирпичного особняка. Дождь кончился. Но все это уже не имело никакого значения.