– Я задаю свой последний вопрос – кто вы? Не пытайтесь отделаться, сообщив свое имя. Я должен получить нечто большее. Вы такой же горец, как я министр Империи. Я никогда не слышал, чтобы среди этого народа встречались люди, способные говорить без акцента на моем языке и ходить без кинжала на поясе. И знать такие вещи, которые даже членам Королевского Совета неизвестны.

– Твой последний вопрос столь же громоздок, как и первые два. Ты действительно хочешь знать ответ? Я опять предлагаю тебе выбор – ты забываешь про этот вопрос, а я взамен позволю задать тебе два других. Подумай хорошенько – целых два вопроса. Даже один ответ может тебя озолотить. Или ты узнаешь все, что хотел бы знать про тех людей, которых ищешь.

– Нет, я хочу получить ответ именно на этот вопрос.

Странный горец кивнул:

– Хорошо, ты это узнаешь.

Сеул не поверил своим глазам: во взгляде собеседника он впервые заметил оттенок чувства. И чувство нехорошее – «человек-скала» явно насмехался. Сеул внезапно отчетливо понял – ответ ему не понравится. Он в лучшем случае будет бесполезным, а в худшем – сильно на него повлияет, причем повлияет плохо. Есть вещи, которых лучше не знать, а уж если знать, то получать это знание мелкими порциями. Нет, надо остановить собеседника!

Сеул не успел: тот начал отвечать. И перебить его дознаватель даже не пытался – это уже не имело бы значения.

Ответ дан.

– Ты задал неверный вопрос, но это твое право. Ты этот ответ знаешь – просто отказываешься его замечать. Люди смешны: каждому предмету находят свое место и, встретив его там, где он не должен быть, могут не понять, что это такое. Я – сын двух народов, а значит, сам могу выбирать свою родину. Я свой в Империи и в этих горах – и одинаково чужой одновременно. Я умен, и я знаю, что мир наш слишком мал, чтобы делить землю на свою и чужую. Это мой мир. И так думаю не только я – у меня есть единомышленники. У нас свое братство. Только не путайте его с карманным братством принца Монка – мое не такое. Нас много, и мы умеем скрывать свои тайны. Очень хорошо умеем. И себя мы хорошо скрываем. Вы в собственной жене вряд ли заподозрите нашего человека. У нас есть цель, и мы к ней стремимся. Это достойная цель. Но слишком много препятствий на нашем пути… Иные устраняет золото, другие расступаются под натиском оружейной стали, третьи… Третьи мы не можем сокрушить… Пока не можем… Сейчас все начинает меняться. Плохо… Мы не готовы… Приходится принимать решения, которые могут привести к непредсказуемому результату. Сейчас мы не можем предугадать все. Но смотреть со стороны тоже нельзя: в нашей борьбе оборона – это неминуемый проигрыш.

Горец резко встал, с той же насмешкой взглянул на Сеула сверху вниз:

– А теперь я скажу тебе, кто я. У меня много имен, но назову лишь одно – тебе этого хватит. Скажу шепотом в ухо – даже стены не должны это слышать. После этого ты встанешь и уйдешь. Ты не скажешь ни единого слова – уйдешь молча к своим людям. И больше не возвращайся.

Склонившись к Сеулу, он прошептал несколько слов.

У дознавателя едва не отнялись ноги.

* * *

Столичный дознаватель покинул дом слегка пошатываясь – будто портовый грузчик, в одиночку разгрузивший баржу с мрамором. Горец усмехнулся – надо же, так опростоволоситься с третьим вопросом. Сеул все же его удивил – спросил не то, что должен был спрашивать. Приятно встретить имперца, способного на непредсказуемые поступки. Хотя все равно – результат один и тот же. Он будет делать то, что должен делать, и лишь смерть его сможет остановить. Надо только немного его направить в нужную сторону. Для начала придется прекратить его розыск – не туда он идет, совсем не туда… Ему надо подумать о другом… Как его увести с неверной дороги? Самый надежный способ – эту дорогу перекрыть.

– Млако, – громко и четко произнес горец.

На пороге вырос один из четырех мужчин, что ошивались во дворе:

– Я здесь, некхе.

– Отправляйся в Змеиное ущелье. Возьми людей Такоко и Сасвы. И возьми Мокедо – без него вам придется туго. Убейте там всех. Никто не должен уйти. Когда все сделаете, унесите своих убитых и больше там не показывайтесь. И ничего там не берите и вообще не трогайте. Даже если там будет гора золота, не прикасайтесь. Сам туда не заходи – посмотри со стороны. Если люди Такоко и Сасвы умрут, возьми в три раза больше людей и вернись. Павшие в этом бою попадут в края, где круглый год зреют сладкие абрикосы и душистый изюм растет прямо на лозах, а все женщины красивы, и сладость их превосходит сладость самых спелых фруктов. Чужаки должны умереть все. Ты понял?

Млако, нервно сглотнув, кивнул:

– Да, некхе, чужаки умрут.

– Поспеши, вы должны опередить полусотника Тиамата – его отряд направляется туда же.

– Опередим, некхе. Егеря хорошо знают горы, но все о них знаем лишь мы.

* * *

Карвинс, развалившись в глубоком кресле, был занят весьма увлекательным делом – полировал ногти. Он, конечно, мог поручить это занятие ловкому слуге, но зачем? Подобное времяпрепровождение его успокаивало, да и вообще нравилось. Смысл поручать приятное дело постороннему? Вот и сейчас, оторвавшись ненадолго от кипы бумаг, можно неспешно позаниматься пальцами, заодно приводя в порядок разбегающиеся мысли.

Мыслям было от чего разбежаться. Карвинс ведь прежде всего делец, а при войне, даже не особо масштабной, дела начинают плодиться в геометрической прогрессии и вести себя не всегда предсказуемо. И это надо не забывать отслеживать, чтобы не ошибаться в стратегических решениях. Да и принц взвалил на плечи Карвинса немало всего. Спасибо, хоть умчался в Тарибель и не стоит теперь за спиной, со своими мрачными палачами наготове. Дела принца надо вести аккуратнее, чем свои. Если ошибка в своих делах будет стоить потерянных денег, то ошибка в делах принца может оставить Карвинса без важных частей организма (вплоть до головы).

На пороге возник секретарь – лысое пожилое существо уродливой наружности (Карвинс обожал симпатичных мальчиков, но работу с удовольствием не смешивал – смазливые мордашки не должны отвлекать его от дела).

– Лавочников Ириониса и Туканиса только что публично выпороли. Вы просили доложить об этом.

– Как народ отнесся к возвращению практики публичных телесных наказаний?

– Толпа ликовала, но лавочники были угрюмы.

– Еще бы сброду не ликовать – наказали ведь торгашей за взвинчивание цен, что стало для лавочников немалым огорчением. Если остальные не одумаются, завтра уже придется пороть сотню… Проклятые лавочники… Они вынуждают нас применять дикарские меры…

– Только что прилетел голубь. Срочная почта из анийской конторы.

– Из Ании? Да что там такого срочного – на зерно цены вздули? Так это было предсказуемо, тем более что озимые у них не слишком уродили.

– Вам зачитать или передать?

– Читай сам. Не люблю эту невесомую бумагу – в руках расползается.