– Ну… Или нет.

– Или нет, – кивнул Введенский.

Охримчук вздохнул, побарабанил пальцами по столу.

– Надо заканчивать с этим, – сказал он. – В горкоме нервничают. Сегодня звонили уже. А если выше пойдёт, ну… Мы с вами тут просто так не отделаемся. И люди… Сдерживаем слухи, как можем, но сами понимаете. Тут такое начнётся… Давайте заканчивать с ним, Николай Степаныч.

– Понимаю, – ответил Введенский. – Слушайте, насчёт зацепок: давайте-ка прошерстим местные конюшни. Тут же наверняка есть какие-нибудь базы для конных туристов? Судя по всему, это был вороной ахалтекинец. По крайней мере, насколько я разглядел в этом свете. Высокий, сухой, мускулистый. Давайте попробуем найти. Вряд ли здесь целый конный завод вороных ахалтекинцев.

– Вы ещё и в лошадях разбираетесь?

– Нет. Просто много читал. Давайте искать коня.

– Если он вообще отсюда.

– Ну да. – Введенский пожал плечами. – Но других зацепок нет.

– Будем искать. Тут есть несколько турбаз для конного спорта, есть конюшня при колхозе, но вряд ли там будут скаковые ахалтекинцы. Но тоже посмотрим. Вы-то хоть успели отдохнуть?

– Кажется, я успел выспаться, – улыбнулся Введенский. – А сейчас, пожалуй, навещу Крамера.

– Подружились?

– В каком-то роде. Он котов кормит.

Охримчук криво усмехнулся, налил в стакан воды из графина, сделал пару глотков и сощурился: в глаза ударил солнечный свет, отразившийся бликом в окне дома напротив.

Открылась дверь кабинета. На пороге стоял Колесов.

– Товарищ Охримчук, там…

– Что еще такое? – недовольно поморщился Охримчук.

– Там это… – Колесов выглядел взволнованным и, кажется, не совсем понимал, что происходит.

– Да что такое?

Колесов оглянулся назад, будто хотел удостовериться, что снаружи всё по-прежнему, виновато пожал плечами и тихим голосом ответил:

– Конь.

Охримчук и Введенский одновременно вскочили из-за стола и быстрым шагом направились к выходу.

У крыльца отделения, в тени козырька, рядом с кустом шиповника стоял высокий, сухой и мускулистый вороной ахалтекинец без седла. Он лениво топтался на месте, оглядывался по сторонам чёрными глазами и шевелил хвостом, отгоняя от себя мух. Увидев Введенского и Охримчука, он тихо фыркнул и мотнул головой.

Охримчук сделал шаг назад и присвистнул. Введенский недоумевающе посмотрел на коня, потом обвёл взглядом площадь перед отделением. В сквере, на скамейке под тополем сидели два старика, переставших играть в шахматы и с удивлением разглядывающих коня. Из окна дома напротив с любопытством высунулся чумазый ребёнок. По соседнему переулку понуро брели с уроков трое школьников в белых рубашках.

Больше никого.

– Кто его привёл? – спросил Введенский, повернувшись к Колесову.

– Он сам пришёл. – Колесов кивнул на коня. – Потоптался в сквере, потом пошёл сюда. Я вспомнил, что вы говорили про чёрного коня, вот и подумал…

– Откуда он вышел?

Колесов показал рукой на переулок, ведущий к спуску в сторону моря.

– Пойдёмте туда, – сказал Введенский Охримчуку. – Надо понять по следам, откуда он пришёл. Хотя бы узнать направление.

– Он опять играет, – хмуро ответил Охримчук. – Знает, что мы пойдём по следу.

– Мне всё больше кажется, что это не он, а они. Черкесов вряд ли был единственным подельником. Есть кто-то ещё… Пойдёмте, пойдёмте. Посмотрим на следы, поспрашиваем людей. Чем раньше, тем лучше. Колесов, тебе лучше остаться следить за конём. Ну!

Быстрыми шагами они пошли к переулку, выглядывая следы копыт.

– Какой бред, – проворчал Охримчук. – Выслеживаем коня.

– К такому вас жизнь не готовила? – спросил Введенский, тщательно всматриваясь в следы на пыльной дороге.

Охримчук не ответил.

Они шли по тесному переулку. Людей на улице почти не было: в жаркий полдень мало кто хотел выходить на улицу. Введенский опять почувствовал, как солнце припекает спину и мокрое пятно пота расползается сзади по гимнастёрке. Он снял фуражку и стал обмахиваться.

Они спустились к очередному повороту, ведущему вниз, и Введенский вдруг заметил трёх школьников лет пятнадцати, сидящих на бревне перед домом. Школьники отсчитывали друг другу папиросы, но при виде Введенского и Охримчука резко убрали их в карманы и сделали невинные глаза.

– Ребята, – сказал Введенский. – Папиросы можно не прятать. Лучше скажите: вы видели здесь коня?

Школьники недоумённо переглянулись.

– Да… – неуверенно начал один, тощий, рыжий и с еле заметным пушком над верхней губой. – Чёрного такого?

Введенский кивнул.

– Полчаса назад проходил, – сказал второй, полноватый и светловолосый. – Пошёл туда, откуда вы пришли. Большой такой, красивый.

– Откуда он пришёл?

– Оттуда. – Третий, высокий и кудрявый, показал пальцем на поворот налево с ближайшего перекрёстка.

– С ним кто-нибудь был? Ну, то есть человек.

– Был, был мужик, – сказал тощий и рыжий.

– Так.

Введенский нахмурил брови, быстрым движением достал из планшета блокнот с карандашом, подошёл ближе к школьникам и уселся на корточках напротив.

– Что он делал?

– Ничего… Ну, как ничего, – замялся рыжий. – Вышел из-за того поворота с конём, дал ему по жопе…

– По крупу, дурак, – сказал высокий и кудрявый.

– Ну, по крупу. Конь туда ускакал, а мужик немного постоял, закурил, назад пошёл. Хотели у него папиросу стрельнуть, да морда у него неприятная.

– Так, – снова сказал Введенский. – Как он выглядел?

– Морда неприятная, – повторил рыжий. – Ну, такой… Челюсть большая.

Введенский начал записывать это в блокноте.

– И что? Только челюсть? Русский? Татарин? Рост, возраст, цвет волос. Борода есть? Усы? Это очень важно, ребята, очень прошу вас.

Школьники переглянулись.

– Папиросой угостите, – робко сказал рыжий.

Введенский без лишних слов достал из кармана портсигар, раскрыл его, протянул:

– Берите все.

Школьники набросились на папиросы и растащили их по карманам. Как коты Крамера, подумалось Введенскому.

– Ну? – настойчиво сказал он, когда портсигар опустел.

– Короче, – заговорил рыжий. – Молодой, ну, как вы. По лицу – ну, не татарин точно, русский или хохол. Ростом высокий, на голову выше вас. Вообще здоровый такой, плечистый. Волосы светлые, бороды нет. Усов тоже. Но небритый. Глаза не разглядел, наверное, светлые тоже… Загорелый такой.