* * *

Трое в зеркальных масках сидели на диване, обтянутом чёрной кожей.

Они ждали четвёртого. Они уже очень долго ждали четвёртого.

Они видели чёрного коня, идущего прямо по небу, но это был не четвёртый.

Видели белую башню, поднявшуюся из моря, и это тоже был не четвёртый.

И окровавленный нож, выброшенный волнами на берег, и склянка с чёрной водой, и прилетевшая издалека чайка – все это было, но ничто не было четвёртым.

Они знали, что четвёртый – огонь, зажигающий звезды и рождающий зло.

Зло страшное, зло убивающее, не знающее жалости, всепожирающее и ненасытное.

Они ждали четвёртого и боялись его, потому что он станет уничтожающим огнём, падающим с неба.

Они ждали четвёртого и мечтали о нём, потому что он станет огнём, зажигающим звёзды и рождающим новый мир.

Только мир, рождённый во зле, станет настоящим.

И когда умер на пыльной дороге Введенский, и Хромов обнял жену, и Лазарев увидел море, в сером небе послышался тревожный нарастающий гул.

Трое подняли головы вверх.

Раздался гром, и по небу чиркнуло белой вспышкой, будто молнией, а потом взорвалось прямо над морем ослепительным светом ярче тысячи солнц.

Их зеркальные маски вспыхнули огненными бликами. На секунду всё превратилось в белый свет.

Когда вспышка исчезла, на горизонте медленно взгорбилась огромная чёрная волна.

– Это четвёртый, – сказал один из них.

Вот оно, рождённое огнем, вот оно, беспощадное зло, которое будет жить всегда в каждом из нас.

Трое встали с дивана и подошли к краю берега.

Они достали алмазные ножи, вскрыли свои грудные клетки и вытащили дрожащие сердца, с которых капала густая тёмная жидкость.

Они бросили сердца в море и замерли на месте.

Волна становилась всё больше. Она кипела, бурлила, приближалась огромной чёрной стеной, а потом нависла над берегом, обрушилась на белый песок и с диким рёвом смела всех троих.

Море было чёрным, песок – ослепительно-белым, а небо – серым, без солнца и луны.

Из-за горизонта медленно поднялись четыре маленьких сияющих звезды.

25 марта 1938 года

Москва

18:30

Скворцов закрыл за собой дверь, расстегнул пальто, повесил меховую шапку на крючок, потом вдруг вспомнил, что обещал по пути домой купить хлеба.

– Леночка, милая, я в продмаг схожу – забыл хлеба купить. Что-нибудь ещё надо захватить? – сказал он, приоткрыв дверь в комнату.

Его жена сидела на тахте с книжкой в руках. Увидев Скворцова, она зевнула и лениво ответила:

– Яйца кончились. Возьми дюжину. Ты сегодня рано.

– Последнее занятие отменили, – устало сказал Скворцов. – Ты готовила что-нибудь?

– Ничего не успела, я сама пришла в шестом часу.

– Хорошо, я сейчас сбегаю до продмага, приготовим что-нибудь. Устал как собака.

– Я тоже.

Скворцов кивнул, снова нахлобучил шапку, застегнул пальто и вышел из квартиры.

Когда он спустился, уже совсем стемнело, и он не заметил лужу прямо под ногами. Выругался – не хватало ещё, чтобы ботинки промокли.

Когда он вышел через арку на улицу, в глаза больно ударил слепящий свет фонаря. Это показалось ему странным: он раньше никогда не светил так ярко. Заменили лампу?

Продмаг совсем рядом, на Спиридоньевском – лишь бы не скопилась очередь, он и так сегодня страшно замотался, не хватало ещё стоять за хлебом, и ещё наверняка там будет отираться этот забулдыга, который вечно просит папиросу, хотя Скворцов каждый раз говорит, что не курит. Можно бы уже и запомнить.

Он шёл по тротуару, не понимая, почему так ярко светят фонари, ведь обычно они горели грязно-оранжевым светом, а теперь каким-то непривычно белым.

Переходя дорогу на перекрёстке, он почувствовал головокружение: пятнышки пешеходного перехода под ногами поплыли вверх, а стена соседнего дома пошатнулась вправо.

Он инстинктивно схватился за сердце, тяжело вздохнул и зашагал быстрее, потому что вдруг испугался, что упадёт прямо на мостовой.

– Мужчина, вам плохо? – послышался сзади женский голос.

Скворцов покачал головой, дошёл до тротуара, прислонился к стене, попытался перевести дух.

К горлу подступала тошнота.

Да что ж такое, подумал он, может, отравился чем или ещё чего…

Дышать стало труднее, испуганно заколотилось сердце, и фонари засияли ещё ярче, он никогда не видел таких ярких фонарей. Он посмотрел под ноги и увидел, как расплывчатые блики пляшут на чёрной брусчатке.

– Ничего, ничего, – испуганно шептал он, успокаивая себя. – Ничего…

Он поднял голову, но не увидел ничего, кроме белого огня.