В Тукумане рабочие сахарной промышленности, которые всегда были среди самых низкооплачиваемых рабочих в Аргентине, с благословения Перона образовали профсоюз, который не вошел в ГКТ, но в самом начале своего существования сумел добиться повышения зарплаты. В 1949 году стоимость жизни подскочила и рабочие потребовали новой прибавки – на шестьдесят процентов. Эва тут же заявила, что эта забастовка незаконна, как и все теперешние забастовки, исключая однодневные акции, проводимые ГКТ в знак благодарности и верности Эве и Перону. В помещение профсоюза ворвалась полиция, забастовщиков взяли под стражу и избили, а за дело взялся «инспектор». Но люди продолжали требовать повышения зарплаты и возвращения выборных лидеров. Руководители ряда местных независимых профсоюзов в один прекрасный день встретились, чтобы попытаться выработать общую стратегию действий. Полиция ворвалась на совещание, арестовала собравшихся и избила их. Одного из арестованных, Карлоса Антонио Агирре, секретаря профсоюза официантов, так больше и не увидели. Это был человек безупречной репутации, и его исчезновение побудило друзей Карлоса начать расследование. Когда его тело обнаружили захороненным в пустынном месте в другой провинции, скандал достиг таких размеров, что пришлось провести официальное следствие. Его избили до смерти в кабинете шефа полиции в ратуше – в том самом доме, где Эву несколько лет назад короновали Королевой сахарного тростника, – потом его тело спрятали в мусорный ящик, вывезли из города и похоронили в глухом месте. Причастные к этому преступлению полицейские офицеры провели несколько месяцев под арестом и затем вернулись к своим обязанностям.

Между тем забастовка была прекращена, и, когда работники сахарной промышленности вернулись к своим обязанностям, Перон в специальной речи по радио объявил, что они получат шестидесятипроцентное повышение зарплаты. Но чего они не достигли, так это возвращения независимости профсоюзу, который теперь находился под властью «инспектора».

По отношению к тем профсоюзам, которые попали в лапы ГКТ из-за продажности своих руководителей, а теперь пытались вновь обрести свободу, проявлялась не меньшая жестокость. Профсоюз телефонных работников потребовал, чтобы вмешательство в их дела прекратилось и чтобы было созвано собрание, на котором пройдут свободные выборы руководителей союза. В 1949 году 1 апреля – эта дата, похоже, имела тайный смысл – должностные лица Особого отдела полиции Буэнос-Айреса ворвались в дома сорока телефонных работников, когда они еще были в постелях или только вставали, и без предъявления обвинений арестовали двадцать одного человека и бросили их в тюрьмы своего подразделения. Необходимо процитировать показания, данные позже этими узниками и представленные палате депутатов членами оппозиции. Нелли Каролина Гарларде заявила, что 1 апреля 1949 года в 7.10 два переодетых полицейских ворвались к ней в дом, заявив, что ищут документы, которые не смогли найти в офисе (офисе профсоюза или телефонной компании?). Они схватили ее и препроводили в Особый отдел; ее отец настаивал, чтобы ему разрешили сопровождать ее, но безуспешно. После долгого допроса полицейские избили ее и вырвали ей волосы, потом, угрожая ей насилием, сорвали с нее почти всю одежду, окатили ее холодной водой и оставили стоять у открытого окна, направив на нее электрический вентилятор – эту операцию они называли «научная пневмония». И это невзирая на то, что у нее, как они знали, была менструация. Потом они завязали ей глаза и отвели ее в другую комнату, где, как она могла судить по разговору, сидело шесть или восемь человек; они били ее, оскорбляли, выбивали из-под нее стул – и все это время у нее были завязаны глаза и она была почти голой. Затем ее уложили на кровать, сунули ей в рот кляп, чтобы она не могла произнести ни звука, и применили к ней инструмент, который известен в Аргентине как picana electrica – ближайшим переводом будет «электрическое стрекало»; оно причиняет невыносимую боль и не оставляет следов. Этот прибор прикладывали к ее голой груди, к рукам, ногам и к паху. Затем ее заперли на ночь с шестью другими женщинами в камере пять на десять футов. На следующий день пополудни ее отпустили.

Еще одну женщину увезли прямо в ночной рубашке; с другой, Ниевес Боши де Бланко, обошлись еще более жестоко – когда выяснилось, что она беременна, один из ее мучителей угрожал, что ее ребенок появится на свет раньше времени, в чем он и преуспел, используя picana electro, поскольку бедная женщина потеряла ребенка вскоре после того, как ее освободили.

Все арестованные проработали в телефонной компании много лет; некоторые – больше двадцати. После освобождения их на три месяца отстранили от работы, а потом уволили. С того момента они не могли найти другой работы, и им не выплатили никакой компенсации.

Не только рабочие и работницы, чьи права Эва лично провозглашала столь громко, пали жертвами садистского обращения, но даже и те люди, которые были ее близкими друзьями. Киприано Рейес с сентября 1948 года находился в тюрьме. Когда Пероны жили в квартире на Калье Посадас, Рейес запросто навещал их почти каждый день; и главным образом благодаря его усилиям Перон вернулся с острова-тюрьмы Мартин Гарсия. В качестве секретаря Партии труда он стал орудием в предвыборной кампании Перона, – он и в самом деле верил в те обещания, которые раздавал Перон профсоюзам, и некоторые из этих обещаний правда были даны без дураков. Рейес расстался с иллюзиями, когда Перон, став президентом, решил распустить Партию труда и создать Перонистскую партию. Рейес отказался наотрез, запугать его не удавалось, несмотря на полудюжину попыток расправиться с ним. Он был человеком большой личной доблести, который способен ясно мыслить и находить достойные аргументы, даже в каждую секунду ожидая нападения. Многих других членов Партии труда соблазном или угрозами убедили перейти в ряды перонистов. Увидев, что запугать Рейеса не удается, Перон попытался в 1948 году приручить его, предложив ему возглавить министерство, если он с остатком своей партии примкнет к перонистской своре. Его не устраивало, если Рейес, человек, имевший такой авторитет среди «людей без пиджаков», окажется в лагере оппозиции. Рейес не стал даже обсуждать это предложение – до тех пор пока не будет организована специальная встреча с участием вице-президента Партии труда и его ближайшего друга доктора Вальтера Беверагги-Альенде и не будет предан широкой огласке тот факт, что инициатива исходит от Перона. Поначалу его условия отвергли, но потом Эктор Кампора, президент палаты депутатов и «мальчик на побегушках» у Эвы, прибыл лично для того, чтобы сказать Рейесу, что Перон согласен, если только Рейес исполнит одну маленькую формальность – вежливо позвонит и пригласит сеньору де Перон.

Рейес, который сильно подозревал, что за всеми последними событиями его жизни стоит Эва, заявил в самых непарламентских выражениях, что не желает иметь с ней никакого дела.

Это было в мае. В сентябре того же года Рейеса и Беверагги-Альенде арестовали по обвинению в покушении на жизнь четы Перон. Обоих пытали – picana electrica снова пошла в ход, и радио играло на полную громкость, чтобы заглушить их крики и стоны, – для того, чтобы вырвать из их уст признание, что за их заговором стояли «североамериканские империалисты», признание, которое оба мужественно отказались представить. Их освободили в апреле следующего года благодаря судье, честность которого стоила ему должности. Вскоре Рейеса арестовали снова; на этот раз его обвинили в том, что в своем доме он нарушает закон, запрещающий азартные игры, обвинение совершенно смехотворное, поскольку и сам он, и его дом находились под неусыпным надзором полиции. Его друг Беверагги-Альенде избежал «попечительства» полиции и вместе со своей женой и маленькой дочерью скрылся в Уругвае, а оттуда перебрался в Соединенные Штаты, где представил свой рассказ о тюремном заключении и пытках Организации Объединенных Наций. Неукротимый же Рейес все еще оставался в тюрьме[29].