– Могу я похвалить тебя за ужин, Шарлотта? Он вправду очень хорош.

– Спасибо, Мэри. Я был полна решимости сделать все, что в моих силах, чтобы поддержать репутацию Лонгборна как места с потрясающей кухней. Очень рада, если ты считаешь, что мне это удалось.

Согревшийся и успокоившийся после нескольких жареных палтусов и бараньей ноги мистер Коллинз повернул к жене свое доброжелательное лицо.

– Моя дорогая Шарлотта – превосходный управляющий. Как вы сами могли убедиться, все в Лонгборне говорит о вкусе, комфорте и стиле, что соответствует положению, в котором мы оказались благодаря Провидению.

Шарлотта не ответила на ласковую улыбку мистера Коллинза и только опустила глаза в тарелку. Когда он потянулся, чтобы погладить ее по руке, она не отреагировала. Его рука задержалась на ее лишь на мгновение, затем он занялся десертом и спросил Мэри, не разводит ли мистер Дарси фазанов в своем парке. До конца ужина Шарлотта была сама внимательность, помогая мистеру Коллинзу выбрать самый большой кусок сыра или лучший фрукт; но Мэри казалось, что в ее заботливости присутствовала какая-то холодность. Возможно, они просто устали. Мэри чувствовала себя на грани изнеможения и с облегчением вздохнула, когда Шарлотта, наконец, встала из-за стола, твердо заявив, что ужин окончен.

– Мистер Коллинз, мы с Мэри оставим вас допивать вино. Мэри прибыла к нам из долгого путешествия, и я уверена, ей очень нужен сон, хотя она слишком вежлива, чтобы это показать.

Когда они уходили, Мэри оглянулась. Комната мерцала в свете свечей, излучая тепло и благополучие. За столом в одиночестве сидел мистер Коллинз, сосредоточенно раскалывая орехи и наливая себе еще один бокал вина.

Чуть позже, лежа в темноте своей старой комнаты, Мэри с облегчением обнаружила, что, хотя на кровати были новые занавески, пружины матраса все еще скрипели так же, как она помнила. Глядя на свежевыкрашенный потолок, она размышляла о том, какой это был необыкновенный день. Возвращение в дом оказалось не таким мучительным, как она ожидала. Хотя бывали моменты, когда она чувствовала себя почти невыносимо – когда какой-нибудь маленький уголок или случайная встреча внушали ей сильное чувство ностальгии, практически захлестывавшее ее с головой, все же это происходило с ней реже, чем она того опасалась. Благодаря нововведениям Шарлотты, знакомого в Лонгборне, каким Мэри его помнила, осталось так мало, а жизнь, которую Беннеты вели там, была стерта настолько, что почти не осталось вещей, которые могли бы вызвать у Мэри сожаления о прошлом.

Сама Шарлотта претерпела почти такие же преображения, как и этот дом. Мэри казалось, что ее подруга выросла во всех отношениях – в уверенности в себе, в смысле духовном и самообладании. Слово, которое лучше всего характеризовало ее теперь, подумала Мэри, во всех значениях порядка и безопасности, было «закрепилась». Наблюдая за тем, как Шарлотта управляла маленькой империей в своем доме и саду, как обнимала своего ребенка и командовала слугами, как превращала Лонгборн в воплощение собственного замысла, невозможно было не поверить, что она нашла место в мире, о котором всегда мечтала. Принимая во внимание все это, казалось неверным ставить под сомнение ту сделку, которую Шарлотта заключила, когда выходила замуж. Однако, почти уснув, Мэри вспомнила, как Шарлотта отказывалась смотреть мужу в глаза и как мистер Коллинз мрачно уставился в бокал с вином, когда они с Шарлоттой выходили из комнаты. Эти моменты бросили тень на прекрасное сияние ее первых впечатлений, и Мэри отодвинула их на задний план. Рациональные наблюдения, а не сомнительные порывы эмоций должно были руководить ею. Разум – вот что заключит, был ли выбор Шарлотты правильным и не могла ли Мэри принять такой же выбор для себя.

В последующие недели жизнь Мэри приобрела привычный для нее характер. Она завтракала в своей комнате, держась в стороне от утренней семейной суеты, и присоединялась к Шарлотте только тогда, когда полы были вымыты, юный Уильям накормлен, а распоряжения по поводу ужина отданы. Когда все были заняты, Мэри садилась за старое знакомое фортепиано и играла, пока ее пальцы не отнимались. В Лонгборне никто не боролся за место за клавишами, и риска, что кто-то превзойдет игру Мэри, не было. Во второй половине дня она, стараясь быть полезной, следовала за Шарлоттой в сад в ее фартуке, с ножом в руке, а иногда уходила с корзиной на птичий двор, чтобы собрать яйца. Каждый день проходил совершенно спокойно, и постепенно отчаяние, которое охватывало ее в Дербишире, смягчалось. Теперь оно превратилось приглушенную печаль, которую Мэри решила побороть, если получится. За обедом она заставляла себя не думать о том, как все было, когда они с сестрами сидели вокруг стола, а если видела Шарлотту сидящей за шитьем в кресле матери и пытающейся поймать свет совсем так же, как миссис Беннет, изо всех сил пыталась не отводить взгляд. Однако, несмотря на всю свою решимость привыкнуть к новому порядку вещей, Мэри все еще чувствовала укол боли, проходя мимо отцовской библиотеки, в которую до сих не осмелилась войти. Она отказывалась сопровождать Шарлотту в светских визитах, зная, что еще не готова противостоять любопытству своих старых соседей, которые без всякой деликатности захотят знать, что она собирается делать и куда намерена отправиться дальше. На эти вопросы у нее не было ответа, и Мэри предпочитала избегать подобных встреч, как только могла. Тем не менее в целом она находила спокойную рутину в Лонгборне достаточно приятной. Никто не беспокоил ее и не насмехался над ней, и она никогда не чувствовала себя беззащитно или неловко. Шарлотта была заботлива, но не чрезмерно опекала ее, и Мэри начала наслаждаться ее обществом. Прошло некоторое время, прежде чем до нее дошло, сколько времени Шарлотта ей уделяла. Как-то днем, когда они срезали последние тюльпаны, чтобы отнести их в дом, Мэри поразило, как редко они встречались с мистером Коллинзом и как мало времени муж с женой проводили вместе.

– Я полагаю, – осторожно спросила она, – мистер Коллинз очень занят делами в течение дня?

– У него действительно много дел, – ответила Шарлотта. – У священника почти не бывает личного времени.

– Но даже когда он отдыхает, он редко присоединяется к нам в саду или гуляет с нами вечерами. Ему нравится проводить время в одиночестве?

– Не думаю, что он понимает это. В настоящее время он очень занят сооружением небольшой беседки возле сада. Это было мое предложение, за которое он с готовностью ухватился. Большую часть работы он делает сам, и это очень полезно для его здоровья. Надеюсь, когда беседка будет закончена, получится отличное место для отдыха.

– Не хочешь пойти помочь ему, Шарлотта? Я вовсе не против остаться одна.

Шарлотта протянула руку и, выхватив особенно красивый цветок, быстро срезала его со стебля.

– Нет, спасибо, Мэри, я и так всем довольна. Скоро мы все снова встретимся за ужином.

Видя, что говорить больше не о чем, Мэри отложила ножницы, собрала цветы в аккуратный букет и направилась к дому. Обогнув тисовую изгородь, она заметила вдалеке мистера Коллинза. Сняв пальто и закатав рукава рубашки, он яростно копошился в земле. Она наблюдала за ним, пока тот не бросил лопату и, вытерев лоб рукавом, безутешно прислонился к садовой стене. Он не выглядел счастливым. Мэри резко отвернулась, чтобы мистер Коллинз ее не заметил. Это была печальная встреча, и она почувствовала себя так, словно вторглась в чье-то личное горе.