Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это вполне может оказаться просто сказкой, брат. Вдруг никаких «когтей» нет и, никогда не было, а те люди, которые отправили нас в этот путь, руководствовались совсем не желанием добыть предмет, а некими неизвестными нам, зато важными для себя резонами...
Краем глаза Крыжановский заметил, что Динэр Никольский с подозрением посматривает в их сторону. Конечно, было бы полной нелепицей предположить, будто язык тибетцев знаком особисту – это ведь не товарищ Дорджиев, зато интонации улавливать этот парень мастак. Ещё начнёт приставать за разъяснениями.
– Впрочем, не бери в голову, брат, – Герман ободряюще улыбнулся индусу. – А лучше бери пример с нашего учёного друга.
Он кивнул на Артюхова, который свернулся калачиком прямо на земле, да так и уснул, подложив под голову стопку журналов «Техника молодёжи».
Сверху буквально скатился Фитисов.
– Не, ну я б не стал прерывать таких закадычных собеседников, – заявил он без тени почтительности в голосе, – но вы, Герман Иванович, должны кое-что увидеть. Скажу сразу – зрелище не для слабонервных, так что товарища Артюхова просьба не будить.
Через минуту спящий профессор остался на дне оврага в одиночестве – остальные, позабыв об усталости, полезли вверх по склону.
– Ша, тихо! – зашептал Фитиль. – Я вас умоляю, голову не поднимать, а если невтерпёж, то поднимайте на здоровье, но тока осторожненько.
Они залегли в зарослях полыни. Герман раздвинул стебли и обомлел: метрах в сорока от него по широкому пыльному тракту следовала весьма примечательная гужевая повозка – пара мохнатых двугорбых верблюдов, запряжённых в… даже слова правильного не подобрать куда, ибо в подобные экипажи скотину запрягать не принято. Экипажем являлся самолёт «Як-1» со знакомой надписью по фюзеляжу: «Товарищ Вольф – фронту».
– Это она! – восхищённо прошептал Каранихи. – Роза!
Роза Литвякова восседала между двух верблюжьих горбов. Вид при этом имела совершенно царственный, словно владычица Египта, решившая отправиться с визитом из Александрии в провинциальный Мемфис. Второй верблюд также нёс седока, коим являлся один из Розиных ухажёров – тот лётчик, что пел про цветок и прерии. Впереди важно вышагивал калмык, одетый в длинный халат и меховую шапку.
– Этой картине не достаёт музыкального сопровождения, – с обычной весёлостью произнёс Фитисов. – По моему глубокому убеждению, хорошо подойдёт Бетховен… Седьмая симфония… Алегретто! Или ещё лучше – «марш Черномора».
– Ты бы объяснил профессору Крыжановскому причину своей столь примечательной тяги к музыке, – язвительно вставил Никольский.
– А шо такое, я никогда и не скрывал ту причину, – возмутился Фитиль. – Да, когда я был маленький, мама отдала меня в музыкальную школу. И в какую школу?! В школу Столярского[103]!
Последнее слово одессит произнёс столь значительно, что любой, кому незнакома фамилия Столярский, попросту обязан был сгореть со стыда.
– Не, я действительно её не закончил, и впоследствии не пошёл в консерваторию, – продолжил он веско. – А шо, как каждый одесский хлопчик, я мечтал стать совсем не музыкантом, а очень даже моряком. И таки стал им – после восьмого класса поступил в мореходный техникум на Канатной[104].
Само собой, ударение Фитиль вновь сделал на последнем слове – снова, видимо, полагая, что упомянутое им учебное заведение не только должно быть всем известно, но и почитаемо. Затем одессит презрительно поглядел на Никольского, и закончил:
– Если музыканту можно мечтать о море, так почему, спрошу я вас, бедному моряку нельзя немножко помечтать о музыке?
Герман вполуха слушал ставший уже привычным трёп молодых офицеров – для своих перебранок эта парочка, как всегда, выбрала не самый подходящий момент.
Между тем, с приближением необыкновенной колесницы стало ясно, что Фитиль ошибся, утверждая, будто здесь недостаёт музыкального сопровождения, ибо оно присутствовало в полной мере – погонщик-калмык что-то заунывно напевал.
– Разрешите выяснить, что это за пьеса разворачивается пред нашим изумлённым взором, – сказал Фитисов и, не дожидаясь разрешения, рванулся вперёд.
Не долго думая, Крыжановский остановил сей порыв, ухватив ретивого одессита за штаны.
– Выскочив как чёрт из табакерки, вы напугаете даму, – пояснил он свои действия. – Вон как она настороженно оглядывается, ещё пальнёт ненароком, пистолетик-то при ней. Я сам пойду, мы с этой красавицей знакомы, да и со вторым пилотом тоже видеться доводилось.
Встав в полный рост, Герман тотчас был замечен лётчиками и погонщиком. Само собой, Роза немедленно осыпала Крыжановского вопросами, но тот, слегка поиграв интонациями, сумел показать, кто тут на самом деле профессор, а кто студентка. В результате отвечать на вопросы пришлось Литвяковой. Из объяснений отважной лётчицы выяснилось, что второй пилот – это её ведомый, лейтенант Гиви Газделиани, а свой комедийный вид боевой истребитель «Товарищ Вольф» приобрёл в результате весьма драматичных событий. С полчаса назад, в воздушном бою против трёх «Мессеров», Газделиани сбили, но он сумел приземлиться на пашню и выбраться из горящей машины. Роза, само собой, не пожелала бросать лейтенанта в беде и посадила свой истребитель неподалёку с целью подобрать беднягу-ведомого. При этом девушка явно пребывала в плену чувств, поскольку вовремя не сообразила, что одно дело – посадить самолёт на рыхлую почву, и совсем другое – взлететь с неё. А если учесть, что присутствие Гиви теперь обеспечивало самолёту немалый дополнительный вес, отчего шасси ушли в землю по самое «не хочу», то выходило совсем как в поговорке: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Со слезами на глазах Роза приняла решение сжечь боевую машину, и вместе с ведомым пробираться к своим, но тут, на счастье, появился товарищ Бадмаев с верблюдами.
– Вон там, впереди, в километре, хороший участок дороги, ровный и без поворотов. Думаю, я смогу взлететь, – со светлым оптимизмом в голосе поведала Герману девушка. – Счастье, что немцев поблизости не оказалось.
Увидав остальных разведчиков, появившихся из оврага, Роза так ослепительно улыбнулась, что даже Динэр Никольский растаял, и принялся предлагать свою помощь в транспортировке самолёта. За это он удостоился отдельной улыбки и соответствующего замечания, мол, верблюды с транспортировкой справятся лучше.
Фитисов восхищённо оглядел красавицу, недвусмысленно присвистнул и изрёк: