Дом сестры был самый освещенный на всей улице. До китча недотягивает, но где-то рядом! Зато мать была в восторге.

Подойдя ко входной двери, мы услышали, как орет Джейкоб, ругается Джереми и причитает Анна.

— Ах ты, господи, — испугалась мать, — боюсь, мы некстати. Пойдем лучше.

И она повернулась, чтобы уйти.

— Мама, — я удержала ее за рукав, — они нас ждут.

Мать неуверенно поглядела на дверь, все еще сомневаясь, стоит ли звонить.

Не понимаю я этого! Мать приходит в этот дом раз в году и все равно хочет сбежать! Хотя почему бы нет! Дома перед телевизором или с книжкой она провела бы, вероятно, более осмысленное Рождество. И все же я произнесла твердо:

— Анна готовила ужин. Она обидится, если мы не придем.

Мать в нерешительности замялась, потом кивнула и позвонила в дверь.

Скандал стих. Анна открыла дверь, все еще бормоча в адрес мужа что-то вроде «Поцелуй мой зад!», коротко бросила «Привет!» и исчезла в доме.

Я про себя уже просила у матери прощения. Надо было уйти. Начало многообещающее. Мы молча вошли в дом.

Здесь все было как всегда. Ни намека на праздник. В прихожей грязные ботинки Джейкоба валялись в беспорядке вперемешку с игрушками и, кажется, со свадебным галстуком Джереми. Да, кажется, это был именно он, галстук со свадьбы, только совершенно изжеванный и истерзанный. Мы сняли куртки и повесили их в переполненный гардероб.

— Чем пахнет? — тихо спросила мать.

Я потянула носом. Пахло горелым.

Джейкоб опять завопил, Анна заорала на Джереми, тот зарычал в ответ. Я вздохнула. Да, долгий будет сочельник. И душевный, нечего сказать. В гостиной выяснилось, в чем причина ссоры. Рождественская елка стояла посреди комнаты голая и изломанная. Анна держала на руках сына, прикрывая собой. Джереми кипел от ярости. Его мать ползала по полу, собирая осколки елочных игрушек.

— Он еще маленький! — заступалась Анна.

— Он знает, что можно, а что нельзя! — кричал Джереми. — А ты ему все позволяешь! И это он тоже знает!

Мать Джереми увидела нас и смущенно улыбнулась.

— Джейкоб опрокинул елку, — объяснила она тихо.

— Потому что Джереми ее не закрепил! — взвизгнула моя сестра.

— Закрепил как надо! — прорычал ее муж. — Этот мелкий монстр повис на ветке и стал раскачиваться!

Джейкоб цеплялся пухлыми ручонками за шею матери, ища у нее защиты, и прятал лицо у нее на плече.

— Ты называешь своего ребенка монстром! — крикнула Анна и ляпнула такое словечко, что «монстр», конечно, сразу поблек.

— Филип еще не пришел? — тихо спросила мать.

— На кухне с Карлом, — тявкнул Джереми.

Мать опустилась на колени рядом с миссис Бекетт и стала тоже собирать осколки игрушек.

Запах горелого усилился. Я бросилась в кухню.

— О, привет, Фелисити, — приветствовал меня мой брат. У него за спиной из духовки тянуло черным дымом.

— Привет, Фелисити, — подхватил Карл, брат Джереми.

Я схватила пару кухонных полотенец и открыла духовку.

— Тут скоро кухня сгорит, а вам наплевать! — бросила я им.

Ветчина в духовке безнадежно обуглилась. Я открыла окно.

— Ой, а мы и не заметили! — Филип захлопал глазами и глотнул пива.

Карл беспардонно разглядывал меня. Он моложе Джереми, но выше ростом, крепче и красивее. Знает об этом и считает себя подарком судьбы для любой женщины. Меня он до сих пор удостоил хорошо если десятью фразами. Зато всякое Рождество бесстыдно флиртовал с Анной. Но на этот раз он смотрел на меня другим взглядом. Как будто видел меня впервые.

— Давно ты так похудела, Сити? — произнес он, скользя глазами по моим ногам.

Филип тоже поглядел на меня.

— Тебе идет. — Карл глотнул пива и слегка рыгнул.

— Что-то изменилось. Прическа, что ли, новая? — недоумевал Филип, разглядывая меня.

Да пошли вы оба!

— Что мы теперь будем есть? — поинтересовалась я. — Анне говорить нельзя, с ней истерика будет.

Карл пожал плечами, открыл новую бутылку пива и протянул мне.

Сдурел совсем!

— Бери! В этом психдоме по-другому целый вечер не выдержать, — настаивал Карл, развязно улыбаясь.

На пьяницу он был не похож. Гладко выбрит, причесан, добротно одет во все новое и выглаженное. И сильно пахнет дешевым парфюмом.

Мой братец же, напротив, был облачен в истрепанные джинсы и засаленную майку со своей любимой группой хеви-метал и грязные ботинки. И если у меня была новая прическа, то у него не было никакой. Неухоженные волосья свисали патлами на уши.

— Нет, спасибо, — отказалась я.

Карл пожал плечами, одним духом осушил свою бутылку и приступил к той, что открыл для меня.

Я перерывала холодильник и морозилку.

— Боюсь, придется довольствоваться овощной запеканкой, — заключила я, — приготовлю гратен[9] из овощей. Филип, почисти пару картофелин.

— Еще чего, — фыркнул мой брат, — ни в коем случае. Это женское дело.

Спокойно, Фелисити! Сосчитай до десяти.

— Если ты не почистишь картошку, никакого гратена не будет! — без обиняков заявила я.

— Чего сама-то не почистишь? Ты же женщина! В чем проблема? — Филип был искренне удивлен, как будто я потребовала украсть драгоценности британской короны.

— Потому что я должна быстро приготовить поесть, пока Анна ничего не заметила, — процедила я сквозь зубы.

Счет до десяти никогда не помогает. Уж точно не в моем семействе.

— Я не буду делать бабскую работу, — категорически заявил Филип и закрыл тему.

Я была поражена.

— Да ладно тебе, Фелисити, — Карл фамильярно шлепнул меня по спине, — ты не можешь требовать от настоящего парня, чтобы он стряпал.

— А для Ли это не составило бы никакого труда! — вырвалось у меня.

И я тут же пожалела об этом. Филип весело заблестел глазами.

— Это который? — спросил он. — Рыжий, что ли? Да не гони ты! Он и ножа-то в жизни в руках не держал! Или этот, как его, Джейден, что ли? Этот жирный негр. Он вообще не мужик. Мямля!

Я не стала спорить. Что толку? Что с них, убогих, спросишь? Я поставила на плиту кастрюлю с водой и стала мыть овощи.

Филип и Карл продолжали болтать, как будто меня вообще здесь не было.

— Че это с ней? — подмигнул Карл. — Че нашло? И часто такое бывает?