— Давайте счёт, — еле сдерживая вздох разочарования говорю я. Сейчас у меня нет сил даже злиться на него за то, что выбил меня из потока мыслей. Нужно и вправду решить, что делать с остатком дня — переносить или нет встречи с клиентами. И, исходя из того, как легко я отстраняюсь от настоящего и ухожу в свои проблемы, лучше отменить сегодняшние сеансы прямо сейчас. Пусть будет один неэффективный день. Я обязательно соберусь.

Я буду в полном порядке завтра.

Уверенность в этом начинает хромать, когда приходит положенное время созвона с Микой. Она опять не выходит на связь, и эта вторая подряд отмена начинает меня даже не беспокоить, а пугать. Микаэла никогда не пропускает наш созвон, и пусть на неделе мы с ней можем потеряться, обмениваясь только редкими сообщениями в мессенджерах, если было договорено о видеосвязи — она всегда происходит в назначенное время.

Бесцельно бродя из одного угла кабинета в другой — я так и осталась до вечера в офисе, успев подремать на диванчике для клиентов — всё не могу решить, какое из зол большее: позвонить Ромке второй раз подряд, или набрать Мику по фейстайму, от чего она жутко бесится, считая несогласованный видеозвонок на мобильный нарушением личных границ.

В конце концов, срезая очередной угол в кабинете, я решаю позвонить Микаэле. Она сама не вышла связь по скайпу дважды, так что теперь я могу доставать ее на личный номер, сколько захочу.

На удивление, звонок Мика принимает тут же — без возмущений и криков: «Дженья, ну ты чего?!» Наоборот, она счастлива, смеётся, что-то кричит мне, мешая итальянскую речь с родной.

— Ты такая смешная! Ну и что, раз я не дома! Я гуляю, почему я должна быть дома! Мы с Лили будем ещё долго гулять! — и снова быстрая речь, в которой я не ориентируюсь, понимая только, что им там очень весело, и как будто ты не было ее недавней вспышки отчаяния и неожиданных заявлений, перевернувших с ног на голову весь мой мир и представления о будущем дочери.

Нет, это просто мы, взрослые, выдумываем себе проблемы, в юность — она беспечна и переменчива как апрельский ветер. И так же непостоянна.

— Дженья, улыбнись! Ты, когда хмуришься, становится серьезная и старая! — все еще пытается подбодрить меня Мика, пока я рассеянно потираю морщину на переносице, появляющуюся всякий раз, когда напускаю на лицо скорбное выражение. Тактичность никогда не была Микиным достоинством, зато она каждый раз прямо и без обиняков одёргивает меня, чтобы не ходила с маской унылой озабоченности. Она так намертво прикипает к лицу, что ее потом тяжело снять, что бы ни случилось.

Чтобы ни случилось… А что же случилось сейчас, из-за чего я развела панику? Из-за Мики, которая, весело хохоча, обнимает за плечи подружку и заставляет поздороваться со мной — и она растерянно лепечет какие-то дежурные фразы на итальянском, такие банальные, что я их без труда узнаю: «Здравствуйте, сеньора. А вы Микина мама? А вы совсем на неё не похожи. Вы очень красивая… И добрая. До свидания!» Микаэла, не дав договориться подружке, с хохотом отталкивает ее от экрана, насмешливо повторяя: «Красивая, потому что не похожа на меня?», а в ответ несётся: «Нет, ты тоже очень красивая! Но сеньора Дженья белая, а ты темная!»

Неудивительно, я много раз слышала эту фразу ещё когда Микаэла была ребёнком. И на комплименты Лили особо не ведусь — в их краях быть блондинкой — автоматически считаться красавицей. Уверена, сама Лили это прекрасно знает — пусть я не успела ее как следует рассмотреть, но её кукольные зелёные глаза и золотистые волосы привлекают внимание даже с первого взгляда.

Может, это из-за соперничества с ней Микаэла решила, что не принимает своё тело? Хотя, глядя на то, как она ведёт себя с подругой, не могу заметить следов конкуренции — наоборот, между ними всё очень тепло, постоянные объятия, шуточки и смех. Лили часто смущается — видимо, потому что ещё не привыкла к Микиной манере общения, экспрессивной даже для шумных итальянцев. Плюс, она не знакома со мной достаточно близко — со старыми друзьями Микаэлы мы свободно болтаем и делимся новостями, несмотря на их плохой английский и мой крайне слабый итальянский.

А Лили недавно дружит с Микой… Совсем недавно.

Почему я так зацепилась за эту деталь? Сама не могу понять, пытаясь отследить свои реакции, пока девчонки дружно прощаются по мной, шлют воздушные поцелуйчики, продолжая давиться смехом и перешёптываясь о чём-то своём.

Этот разговор не выходит у меня из головы следующие несколько дней, пока я жду назначенной встречи с Анной. Вот кто точно приведёт мои мысли в порядок, а я постараюсь не разводить панику, не дёргать лишний раз Микаэлу или пытаться связаться с Ромкой.

Кто знает, почему я предпочитаю занять такую выжидательную позицию. Может, чтобы не перекрывать приятное ностальгического послевкусие от разговора с мужем? Я слишком хорошо знаю, что в следующий раз на место внимательного, приятно-ироничного слушателя может прийти хам и агрессор, и мы снова разругаемся в пух и прах. А с дочерью — просто не хочу слишком давить, перегибая палку с вниманием и опекой. Это всегда было опасно, а сейчас — тем более.

Может, она больше и не вспомнит о своих словах? Может, просто так ляпнула, не подумав, под настроение, чтобы позлить меня, или ей самой что-то показалось? Ну мог же слишком впечатлительный ребенок накрутить себя до того состояния, когда в голову начнут стучаться всякие странные идеи?

Этими вопросами я сыплю на голову Анны, сидя даже у неё не а кабинете, а на веранде. Сегодня снова тепло, а воздух слишком свежий и ароматно-пьянящий, чтобы оставаться в четырёх стенах. Да и, откровенно говоря, я не люблю Аннин кабинет. Он у неё… слишком просветленный. Там повсюду висят ловцы ветра, картины Будды, звёздного неба и скопления галактик, а маленькие колокольчики, свисающие с книжных полок, начинают мелодично позвякивать от мало-мальского движения воздуха.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Забавно — насколько меня успокаивает Анна, настолько вводит в ступор энергетика ее дома, слишком мудрая, сдержанная и хорошая. Ее двое детей — послушные и вежливые, помощница по дому никогда ничего не воровала, и даже собака — огромный сенбернар с добродушной, как у буддистского монаха, улыбкой, излучает только добро и позитив.

И вроде бы это как раз то, к чему стремится едва ли не каждый из нас — покой, умиротворение, уют. Но иногда мне кажется, что без толики сумасшествия здесь все слишком статично. Этому дому не хватает разнообразия, драмы, развития через ошибки и поиск решения проблем.