– В мистику не верю и я, – отмахнулся Карл. – Я имею в виду, что ищущий всегда найдет. А ты двадцать лет искала брата в каждом встреченном тобой человеке. И не могла не найти. Что же произошло, когда ты наконец встретила его?

– Он выбил у меня почву из-под ног, – глухо прохрипела София. – Он разрушил то, что двадцать лет помогало мне держаться. Он уничтожил Бориса, уничтожил все лучшее, что в нем было. Что было во мне когда-то… Он оказался таким же, как я.

– Неужели таким же? – пристально посмотрел на нее Карл. – А скажи, Софи, ты когда-нибудь причиняла людям боль намеренно? Чтобы насладиться наблюдением за их страданиями?

– Нет, – помотала головой София. – Нет, я могла действовать твердо, переступать через тех, кто стоял у меня на пути, но жестокость никогда не была для меня самоцелью.

– Как я и предполагал, – развел руками Карл. – Ты не испытываешь удовольствия, разрушая чужую жизнь. Эта иллюзия всесильности, комплекс бога, тебя не влечет. Он же, очевидно, ей подвержен. Он с удовольствием мучил тебя, вероятнее всего наслаждаясь тем, что способен управлять эмоциями такой сильной натуры. Выходит, он не такой же, как ты, а, Софи? Как считаешь?

– Он хуже, – наконец через силу произнесла она. – Беркант оказался хуже меня. И этого я не смогу ему простить никогда.

– Хорошо, – отозвался Карл, пристально глядя на нее цепкими глазами.

Затем вдруг отвернулся, отошел обратно к тренажеру, облокотился о руль и замер, в задумчивости вычерчивая что-то пальцем по кожаному сиденью. Гроза была уже совсем близко. Налетел ветер, разом растрепавший кроны яблонь, принесший с собой запах дождя и надвигающейся бури. В клинике захлопали ставни, зазвенели оконные стекла.

– Скажи мне вот что, Софи, – заговорил Карл. – Ведь ты управляла огромным концерном, у тебя в подчинении находились десятки тысяч человек. Ты привыкла руководить, добиваться своего, обводить вокруг пальца бизнес-партнеров… Значит ли это, что ты неплохо разбираешься в человеческой природе?

– Да. Я обычно легко «раскусываю» людей. Вижу их слабые и сильные стороны, понимаю, что ими движет, знаю, на какие кнопки нужно надавить, чтобы добиться своего.

– И как же так вышло, что ты не предвидела заранее, как поступит с тобой этот человек? Каким он окажется?

– Я…

– Неужели с первой же встречи ты не чувствовала к этому предпосылок?

– Чувствовала, – наконец призналась София, подходя ближе и останавливаясь напротив Карла. – Я видела, что он зависим, слаб, труслив… Я… подсознательно знала, что этим кончится. Я не останавливала его, когда могла это сделать. Ты правильно заметил.

– Вот видишь? – торжествующе подхватил Карл. – Это я и имею в виду, когда говорю, что ваша встреча была предрешена. После смерти брата ты на двадцать лет заперла внутри переполняющие тебя чувства, ожидая, что однажды встретишься с ним снова и получишь освобождение. И вот эта встреча состоялась. Принесла ли она тебе освобождение, Софи?

– Нет.

– Заставила ли тебя чувствовать себя обманутой, преданной?

– Да!

– Заставила ли дать наконец волю зверю, которого ты все эти годы с таким трудом сдерживала в себе?

– Да! Да! Да! – выкрикнула София, подаваясь вперед и едва не вцепляясь Карлу в ворот спортивного костюма. – Да, я только об этом и думаю! Да, я мысленно составляю планы мести и обязательно претворю их в жизнь, стоит мне лишь выйти отсюда. Да, я растопчу его, уничтожу! Сотру с лица земли. У меня нет больше ни одной причины сдерживать в себе волка, потому что Беркант убил моего брата. Понимаешь, убил?

– Понимаю, Софи, – совершенно спокойно произнес Карл. – Думаю, что теперь я отлично тебя понимаю.

И, словно подводя итог этой их сегодняшней выматывающей беседы, почерневшее небо над их головами прочертил ослепительный зигзаг молнии, и оглушительный раскат грома прогрохотал над садом. Упали первые тяжелые капли дождя, и Карл, взглянув на Софию, скомандовал:

– В дом! Быстрее!

* * *

– Итак, Софи, давай разбираться дальше. Значит, ты ненавидишь его? Берканта?

На этот раз день был хмурый и ветреный, но не холодный. Рваные серые тучи бежали над садом, задевая краями сучковатые ветки яблонь. То вдруг начинал накрапывать дождь, тихий, унылый, словно оплакивающий весь несчастный, неприкаянный род человеческий. То солнце, улучив момент, показывалось сквозь прореху в облаках, и тогда вся зелень, все цветы за порогом террасы вдруг вспыхивали слепящим бриллиантовым блеском.

От чая София отказалась, но теперь жалела об этом. И, не зная, чем занять руки, то принималась нервно теребить край выданной ей здесь пижамы, то до боли вцеплялась в подлокотники кресла. Карл, наблюдая за этими хаотичными движениями, снова пододвинул к ней пачку, и она поспешно выдернула из нее сигарету, жадно затянулась.

– Да. Ненавижу.

– А насколько ты его ненавидишь? Представь себе, что мне удалось его найти? Что я привез его сюда и поставил перед тобой? Что ты сделаешь?

– Я убью его, Карл…

– А как ты его убьешь? Бросишься с кулаками? Хорошо, представим, что я дам тебе ружье? Ты выстрелишь ему в голову?

София, чувствуя, как дрожит все внутри, как с воем улетает в черную воронку окружающий мир, ткнула тлеющую сигарету в пепельницу.

– Не… Нет!

– А почему? Тебе неприятно будет смотреть, как разлетаются по комнате его мозги? Тогда что ты сделаешь? Прострелишь ему ноги?

– Не знаю… Может быть.

– Значит, тебе хочется, чтобы он страдал? Но раньше ты говорила, что никогда не испытывала удовольствия, причиняя боль другим. Ты и его ни разу пальцем не тронула, несмотря на все издевательства. Так что изменилось?

– Я хотела бы, чтобы он почувствовал все то, что чувствовала я, Карл. Страдал так же, как заставил страдать меня.

– Хорошо, допустим, ты бы поквиталась с ним, – произнес Карл. – Что дальше? После ты все-таки убьешь его?

– Не знаю. Я… Нет. Не убью.

– Почему?

– Потому что… – слова давались ей с трудом, выдирались изнутри с болью, как в первые дни, когда речь только-только начала возвращаться. – Потому что я люблю его, Карл. Несмотря ни на что. Люблю…

– Значит, любишь… Но любишь ли? Что такое любовь в твоем понимании? Эмпатия?

– Я не знаю! Ты сбиваешь меня с толку этими своими научными терминами. Но я чувствую его. Даже находясь в этих стенах, знаю, о чем он думает, вижу, как он по утрам с отвращением рассматривает в зеркале собственное поблекшее лицо. Да, я люблю его, люблю настолько, насколько вообще способна испытывать это чувство.

– И ненавидишь?

– И ненавижу, – подтвердила София.

– Подытожим, – произнес Карл, снимая очки и начиная протирать их клетчатым носовым платком. – Ты одержима яростью, твой зверь жаждет крови. И эта жажда тебе же доставляет невыносимые страдания, потому что, несмотря ни на что, ты любишь человека, которого желаешь уничтожить. Все верно?