— Он ударит в ответ мгновенно! — оживился Тринадцатый. — Или даже проведёт встречную атаку!

— И что случится, если его ударила жена или даже женщина? — уточнил отец.

— Разве такое бывает? — Тринадцатый снова удивился. — Жёны никогда не дерутся с мужами!

— В гражданских кастах подобное иногда происходит, — ошеломил его Харальд. — Особенно в юном возрасте, когда гражданские братья дёргают своих сестёр за косичку или ещё как-то обижают их сверх меры. Так что будет, если жена ударит бойца, пребывающего в ярости?

— Ну… — Тринадцатый растерянно пытался смоделировать столь нелепую ситуацию. — Ничего хорошего не выйдет… Он её конечно же ударит в ответ ещё раньше, чем поймёт, что произошло…

— Если называть вещи своими именами, — спокойно поправил сына отец, — он её убьёт. В состоянии кипения норадреналина рефлексы обострены до максимума, сила атаки на пике, и одного удара будет достаточно, чтобы вызвать смерть или крайне тяжёлые повреждения. Спустя несколько мгновений, когда химические реакции в крови завершатся, он будет горько сожалеть об этом, но будет уже поздно. Лезть под горячую руку взбешённому воину — самая неумная женская мысль.

— Но зачем жёнам ударять мужей? — Понять причину данного допущения Тринадцатому никак не удавалось. — Им же заранее ведомо, кто сильней. И вообще, они же добрые и ласковые. И никогда не обижаются. Так быть не может! Это ты просто так сказал, чтобы меня проверить?

— Изредка в гражданских кастах такое случается, — невесело повторил Харальд. — Очень редко, но всё же. В воинской касте такого не бывает никогда. Что произойдет, если воин вспылил по некоей случайной причине и повысил голос на свою женщину?

— Она спрячется. Ну, то есть отойдёт куда-нибудь… в другую комнату там… в общем, придумает, где переждать вспышку ярости. — Тринадцатый в который раз удивился. Неужели отец считает, что кто-то не знает столь элементарных вещей. — Потом вернётся и поможет ему стабилизировать поток. Я когда в родовом замке что-нибудь нечаянно сломаю и злюсь от этого, если рядом есть кто-то из сестёр, они всегда помогают. С ними стабилизироваться легче… — Он на миг запнулся и обречённо выдохнул: — Только в мой поток им больно встраиваться. Я стараюсь отказываться от помощи.

— Ничего, с возрастом ты научишься им управлять в совершенстве, — успокоил его Харальд. — Однако вернёмся к беседе. Так вот, сын, жена гражданской касты, если на неё повысит голос муж, обидится. Какие-то снесут сию обиду молча, другие начнут распалять конфликт руганью, третьи решат покинуть своего мужчину на какой-то срок, кто-то проявит мудрость, но все они будут испытывать обиду. Жены воинской касты не обижаются на воинов, если чувствуют в их крови выброс норадреналина. Никогда. Это свойство вкупе с повышенной усидчивостью в жёнах нашей касты заложено на генетическом уровне точно так же, как норадреналиновый тип биохимии заложен в гены наших бойцов. Именно по этим признакам, тогда ещё слабо выраженным, объединились девять миллиардов лет назад первые полторы сотни. С тех древних пор образы родовой воинской крови отшлифованы до совершенства и являются нашим главным сокровищем. Поэтому мы бережём наших сестёр. Они — бесценный подарок родам-побратимам, равно как их сёстры — столь же бесценный подарок нам. И поэтому мы не стремимся заключать семейные союзы с гражданскими кастами, дабы беречь то, что накоплено в веках. Посему гражданские рода сильно отличаются от воинских по кастовому составу. В любом гражданском роду всегда имеются представители разных каст. В особенно великих родах зачастую представлены все касты. За исключением нашей. Воинская каста замкнута сама в себе, хотя во многих воинских родах есть небольшое количество представителей касты целителей.

— А в нашем роду есть целители? — уточнил Тринадцатый. — Я не помню их в родовом замке…

— В нашем — нет. — Харальд увеличил скорость. — Раньше, лет пятьсот назад, был кто-то, насколько я слышал. Сейчас у нас только воины. Но вообще взять женщину из числа гражданских или отдать дочь за гражданского мужа не запрещено. Такое в нашей касте бывает, если энергопотоки совпали. Но случается это редко, и потому те гражданские, что нами недовольны, упрекают нас в слишком вольной трактовке заповедей свободы.

— Но это же несправедливо! — возмутился Тринадцатый. — Это же уклад нашей касты! Почему они не желают понять, они же очень умны! Что делать? Нельзя же оставить всё так, нужно объяснить им!

— Не нужно, — улыбнулся отец. — Не забывай, что укоряют нас не все. Большинство гражданского человечества мудро и дальновидно. Они понимают всё, и даже больше, ибо их асы способны заглядывать в общее информационное поле Вселенной и получать ответ на вопрос «правильно» или «неправильно». И пусть из нашего четырёхмерного слоя невозможно заглянуть туда слишком глубоко, они никогда не пренебрегают этой способностью. Именно потому в древности и появилась наша каста. Именно потому с тех самых пор они заботятся о нас, а мы, не раздумывая, отдаём свои жизни за них. Посему мы должны относиться к труду гражданских каст с уважением и не обижаться на их претензии. Ведь это мы существуем ради них, а не они ради нас. Мы не можем принимать иных решений, кроме военных, потому что не созидаем. Цивилизация держится на тружениках, развивающих наши прекрасные миры. Мы лишь охраняем их покой.

— А если вдруг гражданские касты будут не правы? — не уступал сын. — Вот вдруг такое случится! Тогда как? Нам всё равно будет нельзя потребовать от них смены намерений?

— Всё равно нельзя, — подтвердил Харальд. — Они содержат нас целиком и полностью, исполняя любой наш заказ по первому требованию. Как мы можем заставлять их вопреки желаниям встать на наши позиции? Вспомни первую заповедь, сын! Кем мы станем, если будем только потреблять и тиранить более слабых?

— А если мы станем обеспечивать себя сами? — не унимался Тринадцатый. — Создадим касты в касте! И не станем ни от кого зависеть! Тогда мы сможем выдвигать свои требования на равных?

— Сможем, — в голосе отца вновь зазвучали весёлые нотки. — Только зачем? Для чего создавать касты в касте, если есть касты внутри цивилизации? Чтобы потом внутри касты те, кто занимается созиданием, точно так же упрекали тех, кто потребляет? В этом нет нужды, сын. Мы — сияющие. Мы — едины. Мелкие разногласия суть ничто для нас. Мы всегда найдём взаимопонимание, ибо нет большей чести, чем поступиться личными интересами ради интересов других сияющих. Так поступают все сияющие. Именно потому дальше мелких упреков никто не идёт. Кое-какие стороны нашего уклада, конечно, не нравятся некоторым гражданским сияющим, но это не мешает им быть неделимым целым с расой. Как и нам. Они попеняют на нас, но всё равно отдадут нам всё, что в их силах. Равно как мы похмуримся, выслушивая их упрёки, но всё равно отдадим свои жизни ради их будущего. До тех пор, пока сияющие неделимы, победить нас невозможно.

Он направил бронекатер к ближайшей орбитальной станции, и сияющий шар лихо завил петлю вокруг её массивного яйцеобразного корпуса, висящего посреди космоса. Судя по форме, внутри станции располагался реактор утилизации отработанного оборудования крупных размеров. А где-то там, на дальней орбите Рады, висит точно такое же яйцо, только для сверхкрупных утилизаций, и его габариты превышают эту станцию раз в сорок! Вот бы уговорить отца слетать, поглазеть на ту громадину! Сейчас, конечно, не получится. Они и так задержались в космосе, мать будет волноваться.