«А ведь он, наверно, не сильно-то и промахнулся, – подумалось вдруг Шуре. – Я ведь Джамдиру даром не сдалась, а так хоть какая-то польза!»

– Прошу прощения, – нахмурился Гор-Гасс, – но я лишь сделал предположение о разумной военной хитрости, которой, без сомнения, воспользовался бы любой на вашем месте. Отправляться в Нан Кванти столь малым числом – самоубийственная затея, и, чтобы оберечь Избранного…

– Справимся как-нибудь, – отрезала Нитмайя и встала. – Позволено ли будет усталым гостьям отдохнуть с дороги?

– Фиро, скажи, пусть проводят, – кивнул сыну хозяин крепости.

Нитмайя молчала до тех самых пор, пока за ними с Шурой не закрылась массивная дверь. Комната им досталась маленькая, зато с широкой кроватью. «Бывшая опочивальня госпожи Гор-Гасс, – сообщила служанка, маленькая, серенькая женщина. – Лучшая во всей крепости».

«Если это лучшая комната, – невольно подумала Шура, озираясь, – то неудивительно, что мать Фиро заболела и умерла!»

Здесь и летом-то было нежарко, а зимой, надо думать, стоял страшный холод. В углу притулилась жаровня, но Шура сомневалась, будто ей под силу нагреть этот каменный мешок. К тому же, в окошко без малейших признаков ставней, не говоря уже о стёклах, задувал ветер. Поди, зимой на полу сугробы наметает!

– Ты чего так рассердилась? – спросила она Нитмайю. Та остервенело умывалась из тазика, принесенного служанкой, – других удобств тут не имелось.

– Да того самого! – огрызнулась женщина. От холодной воды и злости щеки у нее раскраснелись, и сейчас она выглядела моложе своих лет. Можно было представить, какой она была в ранней юности, – должно быть, настоящей красавицей. – Думаешь, я раньше не соображала, что Джамдир, приди нужда, любого из нас Тёмным кинет, как кость собакам?

– Как Нальто, – вставила Шура.

– Точно. Как Нальто, – скривила губы Нитмайя и села на кровать. – Только, знаешь, головой понимала, а так думала – не настолько ж он плох! Да и мы все знали, на что идём, и клялись собой пожертвовать ради дела, если придется… Только это мы клялись, а ты-то – нет! – Она принялась стаскивать сапоги. – Ну и это понятно было. А тут этот Гор-Гасс как сказанул – ну, меня будто обухом по голове! Думаю, если уж чужой это сразу заметил, то что ж мы-то ничего не видим, будто околдовали нас?

– Да вряд ли околдовали, – хмыкнула Шура, присаживаясь рядом. – Просто вы ему доверяете. Привыкли. Ну и…

– Вот то-то и оно… – Нитмайя растянулась на кровати, заложив руки за голову. – А с чего б иначе Джамдир тебе позволил с нами ехать? Ради Избранного? Да как же! Лишняя обуза в дороге не нужна, с одним-то хлопот полон рот, ты уж не обижайся…

– А чего обижаться? Правда же, – ответила девочка.

– По правде сказать, из тебя Избранный получше бы получился, чем из друга твоего, – припечатала женщина.

– И дома все говорили, что нам бы поменяться, – усмехнулась Шура. – Ему девочкой быть, а мне мальчиком.

– Это уж точно… – Нитмайя зевнула. – Ладно, ложись давай, хоть выспимся. Завтра, поди, на рассвете выедем, времени и так в обрез, а тут еще загостевались…

Устроившись под боком у Нитмайи, Шура задремала было, потом снова проснулась. За окном совсем стемнело, видно было краешек луны, показавшейся из-за облака.

Шура лежала без сна и думала о последних словах Нитмайи. А забавно вышло бы, окажись, что маги напутали, и на самом деле Избранная – это она, а вовсе не Саша! Но нет, такое бывает только в дурацких сказках! Да и не очень-то хотелось, постановила Шура, потому что…

Додумать она не успела – померещилось, будто в комнате есть кто-то еще. Приподняв голову, девочка осторожно огляделась. Лунного света хватало, чтобы различить внутренность комнаты – голые стены, и только, не спрячешься! Она перевела взгляд обратно и невольно вздрогнула: в зыбком свете, проникающем сквозь узкое окно, обозначился чей-то тонкий силуэт.

Женщина. Точно, женщина! Шура видела ее со спины и превосходно различала, что сквозь ее фигуру отчетливо просвечивает каменная кладка стен. «Снова призрак, как в Сиа Сонти, – сообразила она. – Только там они были гораздо ярче, как живые!»

Женщина неподвижно стояла у окна и будто бы глядела вниз, сжимая что-то у себя на груди. На ней было длинное платье, совсем простое, безо всяких там кружев и оборочек, но очень красивое. Оно казалось серебристым, но Шура не знала, было ли оно таким когда-то, или это лунный свет виноват. Тёмные распущенные волосы достигали поясницы, а на голове надета была маленькая шапочка из, как показалось Шуре, серебряной сетки.

Женщина чуть повернулась, будто прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, и девочка смогла увидеть ее лицо – тонкое, очень печальное, но при этом еще и невозможно гордое. Как это уживалось вместе, понять было сложно, но в глазах ее читалась то ли яростная тоска, то ли тоскливая ярость, Шура не смогла бы сказать.

А глаза оказались ярко-голубыми, как у Фиро.

«Это спальня госпожи Гор-Гасс, – сообразила Шура, – и, похоже, это она и есть. Но почему она там стоит? Может, она вовсе не от болезни умерла, а выбросилась из окна? Нет, оно узкое слишком, не пролезешь… Стоп, чепуха какая-то, – нахмурилась она. – Гор-Гасс сказал, что они все женились на бывших рабынях. А эта вон какая! И одета тоже… Может, ее муж приодел, хотя откуда тут взяться таким тряпкам? Вообще она на крестьянку не похожа, – заключила Шура, – и вряд ли такую бы даже Тёмные отправили в деревню рабыней! Может, Гор-Гасс у кого-нибудь наложницу отбил? Или еще что-то в этом роде? Как бы разузнать…»

Женщина тем временем снова прислушалась, и в глазах ее мелькнула безнадежность. Она сняла что-то с шеи, огляделась, нащупала трещину в каменной кладке под окном и быстро спрятала туда неведомый предмет. Потом выпрямилась, отошла к дальней стене, прислонилась к ней и… растаяла.

Так Шура и не узнала, кого же ожидала госпожа Гор-Гасс. Но вот сдержать любопытство и не заглянуть в импровизированный тайник не смогла, потихоньку слезла с кровати, стараясь не разбудить Нитмайю, на ощупь отыскала трещину, почувствовала там что-то холодное… Вынуть это что-то не получалось, завалилось оно достаточно глубоко. Наконец, Шура сообразила воспользоваться ножом, чтобы выковырнуть эту вещицу, и дело пошло на лад.

В руках у нее оказалась тонкая-тонкая цепочка с небольшой подвеской, изображающей полумесяц, должно быть, из серебра, а может, и нет: Шура никогда не видела, чтобы серебро так искрилось, да и оно должно было бы позеленеть от старости за столько лет! На остром кончике полумесяца пристроилась звезда – наверно, бриллиант…

«Наверно, надо отдать Фиро, – подумала Шура, забираясь обратно на кровать и разглядывая безделушку. – Это же его матери вещь…»

С другой стороны, решила она затем, – если женщина спрятала украшение, значит, не хотела, чтобы его кто-то получил. Шура еще более укрепилась в подозрении, что эта женщина была никакой не крестьянкой. Рабыней, быть может, но тогда она принадлежала какому-то знатному человеку, раз он так ее одевал и дарил драгоценности. Почему она решила, что это не подарок Гор-Гасса? Да очень просто: он ведь говорил, что живут они бедно, всё, что при себе было, еще в первые годы сменяли на еду и одежду, кроме разве что оружия да фамильного перстня! Ну, можно, конечно предположить, что Гор-Гасс занимался грабежом на большой дороге, там и раздобыл подвеску, но тогда зачем его жена ее прятала?