Затем прибавил шагу и оставил Айсарану позади.

3

Еще через версту Громол остановился.

– Ну, как? – спросил он. – Устали?

– Так устали, что даже башмаки дымятся, – ответил Глеб, усаживаясь на траву.

Он ухватился за мягкий сапог и осторожно стянул его с ноги. Один палец был разбит и окровавлен.

– Черт… – Глеб поморщился. – Скоро без ног останусь.

Васька порылся в котомке, достал крошечный кузовок с мазью и протянул Глебу:

– Держи. Это заживляющая мазь. Помажешь, прижмешь листом подорожника, и все пройдет.

– Спасибо.

Глеб взял кузовок и хмуро откинул крышку. Охотник поправил на плече котомку и сказал:

– Вы оставайтесь здесь. А я пойду прогуляюсь.

– А куда ты? – всполошился Васька Ольха.

– Осмотреться надо. Скоро подойдем к Моревским рудникам.

– Я с тобой!

Громол покачал головой:

– Не нужно. Мне одному сподручнее.

Васька вскочил на ноги, подошел к Громолу вплотную и тихо проговорил:

– Мне нужно пойти, дядька Громол. Очень нужно.

Охотник внимательно посмотрел на Ваську, скользнул взглядом по смурному лицу Айсараны, вздохнул и кивнул головой:

– Ладно. Только от меня ни на шаг.

– Хорошо!

Лес здесь был густой, темный и сырой. Васька пугливо таращился по сторонам и то и дело прижимался к Громолу плечом.

– Ты меня с ног собьешь, – рассердился наконец охотник. – Держись рядом, но не толкайся.

– Прости, Громол.

Васька сдвинул брови и пошел рядом. Темнота становилась все плотнее. Громол часто останавливался, чтобы оглядеть поцарапанную или надломленную ветку или совсем неразличимый след на земле.

Васька тоже старался смотреть, но ничего особенного в этих ветках не замечал. Чем темнее и глуше становился лес, тем труднее было ему молчать. Наконец он не выдержал и спросил:

– Громол, а, Громол? А ты когда-нибудь любил?

Охотник не ответил.

– А я вот полюбил, – с грустной улыбкой продолжил Васька. – А она меня сперва любила, а теперь не любит. Как думаешь, почему так?

– Не знаю, – ответил Громол, поглядывая по сторонам хватким взглядом.

– Сначала любит, потом не любит, – тихо, с досадой и болью в голосе проговорил Васька Ольха. – А мне-то что делать? Я ведь так не могу.

Громол не отвечал. Он по-прежнему бросал по сторонам быстрые внимательные взгляды, примечая каждую мелочь – треснувший сучок, примятую траву, крошечные песчинки на ветках. Еще немного Васька прошел молча. Потом не выдержал и заговорил снова:

– Как мне успокоиться, Громол? Как ее забыть? Может, в лесу есть какая-нибудь особенная трава? Помоги мне найти эту траву, Громол.

– Много трав в лесу. Есть и трава забвения. Но от любви она не поможет. Ты забудешь Айсарану, но боль не уйдет из твоего сердца. И эта боль съест тебя.

– Дай мне такую траву!

Охотник покачал головой:

– Нет.

– Тогда я сам ее разыщу!

Васька рванулся с места и быстро зашагал в чащобу.

– Стой! – негромко окликнул его Громол. – Остановись, парень!

Васька не остановился. Громол тихо выругался и поспешил за ним.

Пройти Ваське удалось не больше нескольких саженей. Потом, когда он уже одумался и хотел повернуть, что-то громко хрустнуло у него под ногами. А потом земля ушла у Васьки из-под ног, и он ухнул в бездну.

Боль была такая сильная, что Васька не удержался от громкого стона. Плечо и грудь словно бы обдало банным жаром. Теплая кровь потекла Ваське за пазуху, защекотала живот и пах.

Над головой висел кругляш тусклого света. Потом в этом кругляше показалась темная голова Громола, и Васька услышал его голос:

– Ты живой?

– Да… – ответил Васька со дна ямы. – Только мне больно… Кажись, я на что-то напоролся.

– Лежи и не двигайся. Я вытащу тебя.

Голова охотника скрылась. Затем на дно ямы, рядом с Васькиным лицом, упал конец веревки. А потом на лицо ему посыпались маленькие камушки. Васька закрыл глаза, а когда открыл их, увидел перед собой Громола.

Зрелище, открывшееся глазам охотника, заставило его нахмуриться. Васька Ольха лежал на дне ямы, а из плеча его торчал окровавленный заостренный кол. Все дно ямы было уставлено вкопанными в землю кольями, похожими на зубы великана.

– Я сниму тебя, – сказал Громол. – Тебе сейчас больно, но боль уйдет. Потерпи.

Васька попробовал улыбнуться, но даже улыбаться ему было больно. Тогда он хрипло прошептал:

– Спаси меня, дядька Громол. Я не хочу умирать.

– Ты не умрешь.

Громол вынул длинный охотничий нож с зазубринами на лезвии, припал к земле, подлез к колу и принялся перепиливать его под Васькой. Земля вокруг была мокрой и вязкой от крови.

Когда Громол поднимал Ваську с земли вместе с обломком кола, Васька вскрикнул от боли.

– Ничего-ничего, – тихо проговорил охотник. – Унесу тебя к костру и заштопаю. Будешь как новенький.

– Громол… – Васька облизнул побелевшие губы. – Вынь его из моей груди…

Громол покачал головой:

– Не сейчас. Если я это сделаю – пойдет кровь, и я не смогу ее остановить. Чтобы остановить кровь, нужны травы. Я отнесу тебя к костру.

Громол обернул Ваську концом веревки и стянул узел. Васька вскрикнул от боли.

– Ничего-ничего, – снова сказал Громол. – Тебе больно, но ты справишься.

– Жжет… – пожаловался Васька. – Душа рвется от боли… Лучше убей меня, Громол.

Громол выпрямился, уцепился за веревку и быстро вскарабкался наверх. А потом он стал вытягивать из ямы Ваську. И при каждом плавном потяге Васька кричал от боли, как сумасшедший.

4

Крысун нашел свои меты и направился по ним вспять. Глебу и Айсаране он сказал, что отлучился по нужде. Нужда была, но иного рода.

Минут десять Крысун шел по своим следам, опасливо оглядывая лес. Громола он боялся не меньше, чем оборотней и упырей. А может, даже больше. От оборотней и волколаков у Крысуна был золотистый шарик, который он стащил из сумки Глеба. От упырей – меч и кинжал.

А вот если Громол появится сейчас рядом…

Крысун тряхнул головой. Не появится. Громол ушел вперед, а Крысун вернулся назад. Между ними сейчас не меньше двух верст. Кого-кого, а Громола опасаться нечего.

Крысун прошел еще с полверсты, остановился и тихонько свистнул. Прислушался. Ничего. Он зашагал дальше. Прошел еще с полверсты и снова тихонько свистнул.