Вчера вечером я ползала по полу спальни на четвереньках, собирая мелочь, что рассыпалась из банки. Получились стопочки пенни, пятицентовиков, десятицентовиков и несколько четвертаков (из этих стопочка получилась совсем низенькая) — всего восемнадцать долларов и семьдесят пять центов. На эти деньги я купила хлеба, арахисового масла и джема, немного фруктов и моркови. Остаток был потрачен на флакон лака для ногтей. Скромной еды хватило на всю неделю, и сейчас, когда до зарплаты остались одни сутки, я жую сырую морковку, радуясь, что не померла с голоду.

Сегодня Бренда приглашала меня на обед. Она единственная, кто обходится со мной вежливо, так что мне было крайне неприятно отказывать ей, сославшись на работу. Надеюсь, она не подумала, что я груба. Нельзя же было признаться, что у меня попросту нет денег. Да и кто бы поверил? Когда она приглашала, на мне был надет костюм от Нанетт Лепор за шестьсот долларов.

Тот самый, на который я посадила пятно (и не могу вывести, опять же, по причине отсутствия денег) джема, капнувшего с бутерброда. Пока нам не выдадут зарплату, я не смогу купить даже газированной воды, чтобы попытаться замыть этот ляп. Кроме того, минералка определена мной как вторичные траты, так что, надо полагать, я вообще должна от нее отказаться, чтобы отложить лишний цент на имплантаты для своей чертовой задницы.

Чем больше я думаю о стоимости операции, тем сильнее волнуюсь. Как бы я ни хотела скопить нужную сумму, нет никакой уверенности, что в ближайшем будущем мне это удастся. Кто знает, на что еще мне могут потребоваться деньги. А вдруг придет очередное письмо с угрозами, вроде того, что несколько месяцев назад прислал мой адвокат. На сколь роскошной бумаге было написано письмо, столь грязные оно содержало оскорбления. В нем говорилось о долговой претензии, которую выдвинул в мой адрес большой магазин. В свое время этот долг по каким-то причинам они взыскать не смогли, так что им оставалось заваливать меня письмами с угрозами (через какое-то время я начала просто выбрасывать эту корреспонденцию в мусорную корзину) и телефонными звонками (с которыми справлялся автоответчик). Ну, по крайней мере, я думала, что они ничего не могут сделать. Но юридическая контора «Якобс энд Розен» известила о том, что администрация магазина намерена привлечь меня к суду и наложить арест на все, чем я владею. Сначала я особо не волновалась: взять-то особо нечего — пятилетняя «хонда», шкаф, набитый одеждой, да имплантаты в груди. Однако затем они упомянули об аресте моей зарплаты и о том, что работодателю будет выслано письмо с извещением, сколько и до каких пор он должен удерживать в пользу моих кредиторов. Боже, вот был бы стыд!

К счастью, этот мой долг составлял немногим более тысячи долларов, и мне удалось выплатить его прежде, чем делу дан был ход. Но проблема в том, что это лишь одна из множества задолженностей, и я боюсь, как бы другие кредиторы не поступили подобным образом. Как я упоминала, брать с меня нечего, но если адвокатишки прознают о моей зарплате в «Сондерс энд Крафф», то в покое меня уже не оставят. Все это так нервирует! Я перебираю письма, и от страха найти среди стопки долговых писем одно — в дорогом конверте, с обратным адресом адвокатской конторы — сердце начинает биться сильнее. Ненавижу мигающий огонек на автоответчике: горький опыт подсказывает, что девяносто процентов звонков мне поступает от кредиторов. К тому же, в последнее время я вздрагиваю даже от звонков в дверь. Домой ко мне еще никто не приходил, но, боюсь, день этот недалек.

Да, это ужасная жизнь, просто не верится, что я загнала себя в такую яму, и вместе с тем не могу отказаться от ненужных трат. Какие-то деньги я зарабатываю, но улетучиваются они мгновенно.

Так что же делать? Не могу же я и дальше жить с плоским задом! Правдами или неправдами, но я найду средства на операцию. Ведь существует тысяча способов заработать в короткие сроки довольно большие деньги. Рекламные ролики, которые гоняют по телевизору ночами, уверяют, что можно сколотить сотни тысяч долларов — хотя, наверное, львиная доля этих денег уходит тому, кто заказал эту рекламу. Можно начать выгуливать чужих собак по утрам, продавать разные поделки, распространять косметику «Мери Кей»… Неплохие вроде способы, но ни один из них не принесет семи тысяч долларов так быстро, как мне того надо.

Эх, продать бы что-нибудь, но у меня осталось всего две ценные вещи: машина и обручальное кольцо моей бабушки. Мне нисколько не нравится перспектива передвигаться на общественном транспорте, а мысль о расставании с бабушкиным перстнем ужасает. Я ловлю себя на том, что кручу кольцо на пальце, пока все эти соображения бродят в моей голове.

Несколько лет назад я сходила с кольцом к оценщику. Уверяя себя, что отправляюсь туда исключительно ради любопытства, в действительности я шла узнать, сколько выручу, если однажды сломаюсь и решу продать фамильную драгоценность. Ювелир сказал, что яркий блеск бриллиантов говорит о высоком качестве их обработки. Он также сообщил, что в оправу вставлены камни самой чистой воды, и общая стоимость ювелирного изделия составляет около пяти тысяч долларов.

Я опускаю взгляд на руку и любуюсь блеском камней. Он напоминает мне о том, как загорались бабушкины глаза, когда кто-то обращал на украшение внимание. Оно было ее сокровищем, и это сокровище бабушка доверила мне. Продать его, чтобы подкачать задницу? Кем я буду после этого? Нет, не стану делать ничего подобного.

— Назад, на землю, — говорю я себе, воображая, как мастерю поделки и выгуливаю собак.

Образ вырисовывается довольно смешной — я, в костюме от известного дизайнера и на высоких каблуках, веду прогуляться на поводочках пару коккер-спаниелей. Другие, наверное, хохотали бы до упаду, но мне невесело. Мне ужасно грустно.

Я остановила машину напротив дома. Щелкнула, не выходя из салона, зажигалкой, сижу и курю. Я только что вернулась с очередной лекции семинара по пластической хирургии, после которой провела вечер с Жизель. Не могу заставить себя войти в дом. Сейчас почти полночь. Джим, скорее всего, еще не спит, смотрит телевизор, и после всего, что я узнала, видеть его мне совсем не хочется.

После разговора с Жизель на сердце стало еще тяжелей, чем раньше. Одно дело узнать, что у мужа роман с другой женщиной, но оказаться в курсе подробностей их отношений, того, что они наслаждаются компанией друг друга, делает меня несчастной, как никогда, и словно… побитой. Не могу объяснить, но картинка, на которой в моем представлении Джим и Жизель получают взаимное удовольствие от ужина и веселой беседы, пугает меня куда больше, чем если бы я вообразила, что они, обнаженные, сплелись в объятьях друг друга. Подобные доверительные отношения содержат больше угрозы, чем простой секс. Наверное, когда бы я могла надеяться, что у них банальная интрижка, ограничивающаяся сексом, я чувствовала бы себя увереннее. В этом случае можно было бы убедить себя в том, что Жизель в жизни Джима — нечто неважное, временное.

Я не осознаю, не понимаю до конца всего, что происходит. Меня мучает разыгравшееся воображение, рисующее день, когда, вернувшись с работы, я обнаружу, что Джима нет, а шкаф его пуст. Подступает паника и вместе с ней — вопрос, не пора ли что-то предпринять, ведь наши деньги лежат на одном счету, а кредитки — общие. Нет, убеждаю себя. Джим не может сбежать, прихватив семейные сбережения. Не такой он человек. Он не поступит так со мной и нашей дочерью. Но, опять же, всего несколько недель назад мне и в голову не могло придти, что у него может появиться любовница.