— На ночь-то вернешься?

— Посмотрю на твое поведение.

— Значит, нет.

— Вернусь, куда денусь. Скорее всего, не один. Смотри за сумкой.

— Есть, товарищ командир.

У дверей санатория на этот раз крутилось уже трое омоновцев, а за столом дежурной… за столом сидела тетя Нина! Да, с каштановыми — вероятно, скрывающими. седину, волосами. Похудевшая, чуть постаревшая, но — она!

Скорее всего, сменщица рассказала ей о вчерашних гостях, потому что каждого входящего в корпус дежурная оглядывала пристально, боясь не угадать знакомых и ошибиться.

На Зарембу тоже глянула пристально, но взгляд поначалу не задержала. И лишь потом резко вновь повернула к нему голову, что-то угадывая, но не припоминая ничего конкретного. С напряженным интересом ждала, пока спецназовец шел навстречу.

— Здравствуйте, тетя Нина, — не стал мучить ее Заремба предположениями и сразу выложил все: — Лет пятнадцать назад вы собирались уезжать в Киев, а мы, трое первых «афганцев», надев на вас десантную тельняшку и солнцезащитные очки, грустили по этому поводу.

По мере рассказа лицо дежурной расплывалось в милой и неверящей улыбке, но она не перебивала, боясь неосторожным словом нарушить воспоминания.

— Потом мы сидели в ресторане на набережной — Десантник и Реаниматор с вашими подругами, которые потом не пустили их к себе, а мы…

— … пошли на женский пляж, — счастливо закончила тетя Нина. — Все помню, а вот имя твое… забыла. Миллион раз пыталась вспомнить, — она виновато заморгала ресницами.

— Алексей. Алексей Заремба.

— Точно, Алексей. Старший лейтенант Алексей. Не верю. Как ты меня вспомнил?

— А если я скажу, что никогда не забывал?

— Правда?

Омоновцы у дверей слишком явно прислушивались к их разговору, и они перешли к дальнему окну. Конечно же, тетя Нина постарела. Не бабушка, правда, но на этот раз действительно «тетя».

Правда, и он уже не лейтенант.

— Я рад тебя видеть.

— Ой, правда? А я думала, что и не вспоминал никогда. Одно время, извини, но думала, что погиб в Афганистане, раз не объявляешься больше. Но потом сказала себе: «Нет, он не погиб и не погибнет. Его сохранят мои молитвы». Но то, что помнил… Как приятно.

Она откровенно, по-девичьи выглядела счастливой. И с сожалением оглядывалась на снующих отдыхающих и омоновцев, мешающих крепко обняться.

— Ты к нам отдыхать?

— Нет, проездом. А если уж окончательно честно — то специально к тебе.

— Я могу замениться, — радостно предложила тетя Нина. — Лена, что с нами была тогда в ресторане, — она теперь здесь работает, со мной.

— Витька Десантник погиб, — сообщил неприятную новость еще с той, первой своей войны Заремба.

— Как жалко. А третий, третий был, веселый такой…

— Реаниматор. Однажды встретил в Пятигорске. Тоже погиб. В Кабуле, уже при выводе войск.

— Да, жизнь пораскидала. А я вот вернулась из Киева, уже давно. Не склеилась разбитая чаша. Ну так… — Она оглянулась на стойку, около которой терпеливо ждали ее только что прибывшие новички.

— Поменяйся. Но только не с Леной. А вы с ней — к семи вечера, как в прошлый раз, в том же ресторане.

— Он закрыт на ремонт. За ним, чуть повыше, есть летнее кафе. Давай там встретимся.

— Ждем.

Побежала молоденькой девочкой к гостям, несколько раз еще успела взглянуть на Алексея, пока тот шел к двери. Охрана выпустила его почтительно, признав за своего. Вот так и надо выходить в открывающиеся перед тобой двери — через почтение окружающих, с прекрасным прошлым и с реальной надеждой на лучшее будущее.

Туманов не верил в его быстрое возвращение, но по улыбке командира понял, что встреча состоялась.

— Готовься к выходу в ресторан, салага, — сообщил ему подполковник. — Только знай, что у Лены маленький ребенок и она живет с родителями. Хотя… так было пятнадцать лет назад. Что сегодня — не ведаю.

Туманов взвился:

— Слушай, кого ты мне подсовываешь? За пятнадцать лет самые малые дети успели сами стать мамами и папами…

— Зато гарантирую два момента — это не подстава. И — ноги. Какие у Лены ножки!..

Про Десантника, некогда восхищавшегося ими, говорить не стал. Ни к чему это. Жизнь продолжается. Хотя в глубине души пожалел, что придет Лена. Пусть бы лучше она подменила на работе Нину, а та нашла бы другую женщину, которая никоим образом не была связана с его друзьями…

Но слово в порыве радости оказалось произнесенным, улетело вершить дела и оправданием могло послужить лишь то, что Туманов не от жиру здесь на пляже бесится, а вместе с ним выползает через игольное ушко с войны.

Ресторан нашли сразу. Его в самом деле переделывали под ночное казино. Поднялись повыше. На склоне увидели скромненькое кафе, по одному виду которого Заремба предположил: женихи в военном санатории обезденежели, раз тетя Нина посещает такие запущенные закусочные.

Адрес, однако, был указан, и спецназовцы дотошно принялись изучать меню, выпрашивая у распорядителя что-нибудь экстравагантное. На деньги Вениамина Витальевича могла шиковать вся группа, но судьбой выпало тратить их им двоим. Кто же все-таки выписывал счет?

— Еще целый час, — нетерпеливо протянул Туманов. — Слушай, командир: давай я смотаю на переговорный, попробую все же дозвониться до дома.

— Ноль вопросов.

Заремба сам улыбнулся, вспомнив Варфоломеева с блокпоста. И как там дела у Приходько? Сколько ему еще стоять на дороге под пулями и под солнцем? Сколько России стоять с оружием сбочь своих же дорог?

— Принесите бутылочку пива, — попросил официанта.

— Рекомендую темное.

— А светлое есть? Не хочу ничего темного.

— Как скажете.

«Скажу: хочу светлого», — мысленно повторил Заремба. В последнее время заметил за собой странную особенность: события вокруг себя начал рассматривать с точки зрения их полезности Отечеству. Что это, политическая зрелость, когда любая мысль проецируется на государственные интересы? Но он и раньше не считал себя безграмотным в вопросах, касающихся защиты Родины. Больше, конечно, действовал на практике, чем думал и разглагольствовал, но вот теперь волей случая…

«Ничего, это не худшее из возможного», — оценил собственное открытие, но о подобном постарался больше не думать. Ненормально это, чтобы офицер отсраненно размышлял о Родине. Она должна, как и раньше, находиться в его крови и плоти. Он должен не замечать ее, как не замечаем воздух, которым дышим…

Кафе понемногу наполнялось, и подполковник порадовался, что они пришли пораньше и выбрали самый удобный, с видом на море столик. Написав на салфетке «Занято», встал, подошел к оградке. Потягивая пиво, принялся всматриваться в прохожих, желая издали увидеть Нину и Лену. Наверное, вечер получится немного грустным, тем более что оркестра нет, а слабосильный магнитофончик его не заменит.