– Ну что же, товарищ Ветлицкий, хочу вас обрадовать. Еще раз эвакуировать вас в госпиталь Порт-Артура…

– Что я вам плохого сделал, товарищ лейтенант? Я быстрее здесь поправлюсь. Меня же там если не залечат насмерть, то так того и гляди женят, воспользовавшись тем, что я какое-то время под наркозом буду. Ни за что! – взмолился было Ветлицкий, вспоминая свой прошлый опыт лечения в артурском госпитале.

– А я про что? Вечно вы не дослушаете. Эх, молодежь… В Артур вас эвакуировать, наверное, уже не удастся. Все это представление, что тут перед нами разыграли японцы, – отвлекающий удар. Три полка, при поддержке канонерками с моря, прорвали наши позиции на другой стороне перешейка, на севере Тафашинских высот, и рвутся к железной дороге в нашем тылу. Третьяков контужен. Командование принял Коссовский. Пишет, что атаковали внезапно, что большие потери. Наверное, как и нас подловили… Так что, если мы пока еще не отсечены от крепости, а сибиряки насмерть за дорогу бьются, то вполне от нее можем быть отрезаны в течение нескольких часов. Если немедленно не поддержим их. Все, что мы можем успеть сделать сейчас, это немедленно отправить в Артур тяжелораненых на «Поповиче», вместе с Михаилом Александровичем. В таковую категорию вы, к счастью, не попадаете, так что, как и желали, остаетесь воевать. По пути он поддержит третьяковцев, как говорится, броней и огнем.

Мы же быстро сворачиваем здешнюю лавочку. Всех годных к строевой, кто влезет, на «Илью» и «Добрыню». Но только за броню. На крышах поубивает. Японцев ведь еще догнать и перегнать надо. Остальные – со мной. Маршем. И спаси всех нас грешников Бог, если не зацепимся вместе с сибиряками, кто от пятого полка остались, у Нангалина. Там отведем за разъезд БеПо, без их флангового огня сейчас просто делать нечего. Только вот снарядов у нас, как говорится, кот наплакал. Хорошо, если часа на два-три приличного боя.

Если из крепости быстро подмогу и боеприпасы не пришлют, как держать такую ораву самураев? На Фока или Рейса надежды нет никакой, но Роман Иссидорович, тот не бросит. Телеграмму обо всем этом бардаке Макарову в штаб срочно! Пусть подумают, кстати: нам сейчас очень бы пригодилась в Дальнем пара-тройка мортир с Золотой горы, может быть, смогут на чем-то привезти. В док поставим, там их не сковырнут. Все. Поповичи! По вагонам раненых! Американца не забудьте.

Что еще непонятного, господа офицеры? Поднимайте людей. Всех, кого возможно, – сажаем на бронепоезда. Курт Карлович, забирайте в первую очередь свежеприбывших и тех, кто с нами в «ночное» не ходил. Им лучше до Нангалина побыть за броней. Ветлицкий – на «Добрыню»! Без разговоров. Как пары разведете, башни вправо и марш, марш! Соловьев, Ржевский – построить наших «стариков»… Ну, уяснили теперь, дорогой мой поручик, зачем мне понадобились те земляные работы у Нангалина? Соломку стелил. Как знал, что пригодится. По науке теперь то, чем мы с вами занимаемся, называется не драп, а «отход на заранее подготовленные позиции». Так-то.

А пробиваться нам придется, похоже, с боем. Со скоростью паровоза мы бегать не научились. Если косоглазые коллеги всерьез заинтересуются нами на ночь глядя и к заливу прижмут, последний наш шанс – если ночью снимут миноносцами. Больше флот нам ничем не поможет. «Победа» у них в проходе торчит, как пробка в бутылке. Пусть с радиовагона в Дальний передадут, а они дальше в Артур: сигнал миноносникам – два раза по три зеленые ракеты. Ежели его до утра не будет, могут спокойно идти в Артур, потому как одно из двух: либо мы до Нангалина добрались, либо эвакуировать некого.

Владивосток. Японское море.

Июль – август 1904 года

Сразу по возвращении из боевого похода на «рандеву с Камимурой» у Кодзимы, на командование Владивостокской эскадры навалился ворох срочных дел. «Рюрику» требовался доковый ремонт, «Ослябя» и «Россия» – в очереди. На всех броненосных крейсерах – куча починки и заплат. А для «Осляби» еще и добронирование оскандалившейся после первого же японского снаряда носовой оконечности. Благо как раз доползли до Владивостока первые поезда с броневыми листами питерской выделки. «России» и «Рюрику» тоже предстояло заменить в оконечностях листы котельного железа на бронеплиты Ижорского завода, насколько их хватит.

Ожидалось прибытие двадцати новых мощных телеграфных аппаратов Телефункена с дальностью действия в 600 миль, имеющих возможность работы даже на японской волне. Поставить их немцы должны двумя партиями по десять штук, из которых три четверти еще предстоит умудриться переправить в Артур, для чего нужно или ждать прихода «Аскольда», или сгонять «Богатыря». А еще добавить шестидюймовок «Авроре», хоть крепостных. Перетасовать вооружение «России» и «Громобоя», установив все уцелевшие новые восьмидюймовки Кане на последнем. На «России», по мере ремонта и поставки из Питера станков для трофейных 190-миллиметровых орудий, установить шесть таких пушек Виккерса.

Кстати, Санкт-Петербург что-то сообщал о контрабандной поставке запасных стволов для британских шести- и восьмидюймовок, а также о пополнении боекомплектов для «гарибальдийцев» до конца осени. Транспорт из Аргентины не плохо бы и встретить, а это разработка еще одной операции. Два виккерсовских 190-миллиметровых орудия решили поставить на «Варяг». Одно сейчас на импровизированном полигоне лупило в море, проверяя таблицы стрельбы и соответствие прочностных характеристик доработанного русского станка от 45-калиберной восьмидюймовки отдаче британской пушки совершенно другой системы.

Руднев, мысленно прикидывающий объемы предстоящих работ и тихо от этих объемов офигевающий, невесело рассмеялся. Ему вдруг вспомнился первый опыт стрельбы 190-миллиметрового орудия, установленного на станок от старой восьмидюймовки Обуховского завода. Да, такой быстрой разборки станка на составляющие не ожидал никто. А больше всего Бринк, по чьим расчетам и эскизам установку сваяли. Хорошо хоть, никого при этом всерьез не зашибло. Но идея сэкономить время и деньги на заказе новых орудийных станков была похоронена вместе с останками станка старого…

Отвеселившись, с тяжким вздохом контр-адмирал вернулся к неотложным делам. Для следующей предстоящей крупной операции нужны не только боеспособные корабли, но и надежные командиры на их мостиках. Последнее было даже более критично. Все пришедшие с балтийскими кораблями офицеры уже написали сочинения в форме рапортов на тему: «Что я делал в проливе Лаперуза 19.06.1904». По ознакомлении с их рапортами состоялся тяжелый, но необходимый разговор с командиром «Авроры»…

– Присаживайтесь, Иван Владимирович, разговор у нас с вами будет долгий.

– Слушаю вас, Всеволод Федорович.

– В каком состоянии сейчас ваш крейсер, когда будет готов к выходу? Есть ли проблемы в экипаже? И какова ваша оценка боя с японцем?

– Крейсер проводит ремонт после длительного перехода… Устраним… Определимся…

Вполуха слушая монотонную речь командира «Авроры», Руднев смотрел на первый лист папки с рапортами. Там рукой Хлодовского был сделан краткий вывод: «Подготовка офицеров – безобразна. Капитан 1-го ранга Сухотин занимаемой должности не соответствует. P. S. Всеволод Федорович, неужели такое вообще возможно?»