Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софи постаралась вникнуть в суть метафоры.
— У вас с ним какие-то… эм… напряженные отношения для братьев.
Джон хмуро посмотрел в окно.
— Мое рождение не было ему радостью. И когда я повзрослел, оказалось, что наши взгляды слишком расходятся.
— Взгляды на что?
— На будущность нашего народа. Не спрашивай больше, я поклялся, что не буду тревожить тебя этим.
— Ладно. Но вы с ним видитесь? Проводите время? Семейные обеды там, с родителями?
Джон посмотрел на нее, как будто она предположила, что он с другой планеты. Он усмехнулся.
— Да, я понимаю, как ты думаешь. Братья должны быть дружны. Но мы с Эльтаном никогда не были дружны. В детстве я восхищался им. Он великий войн, гордость народа, герой Первой и Второй войны, и тот, кто закончил Третью, заключив мир. Он спас наш народ от неминуемой гибели, и он благородный и сильнейший муж. Я искренне восхищался им и мечтал походить на него хоть немного.
— Но…
— Но он никогда не относился ко мне, как к брату. Я был лишь мышью, теряющейся в тени его ослепительного величия. К тому же, я был и остаюсь слишком горестным разочарованием. Я низкоросл, не статен и не красив. Не гений военного дела и не сладкоголосый певец. Для ребенка Владыки я сущее разочарование. Позднорожденный, да еще и… — Джон осекся. Он взглянул на Софи с удивлением. — Как странно… обычно я не столь словоохотлив.
— Мне хочется узнать о тебе побольше.
— А… а мне о тебе, — сказал Джон и умилительно зарделся. — Если это будет позволено… — добавил он, снова глядя на свои сцепленные на коленях руки.
— Да что я могу рассказать? Обычная семья, мама ресторатор, папа бывший боксер, сейчас бизнесом занят, у него автосервис. В семье я один ребенок. Школа, институт, работа. Пожалуй, ты — это самое захватывающее, что случилось в моей жизни.
— Я думал — самое неприятное. — Джон забрался с ногами на тахту, оперся локтем на спинку и поставил подбородок на ладонь. Они сидели так близко и так уютно, что Софи счастливо улыбнулась.
— Ну… немного беспокойства ты мне доставил. Напугал до ужаса, если честно.
— Когда увез?
— Когда отрубился на моем диване. Я была в секунде от того, чтобы вызвать Скорую.
Джон перестал улыбаться.
— Это было бы… непоправимо. Почему ты не сделала этого?
— Я вспомнила про этот ваш лечебный сон. Я про него читала.
— Поразительно. Судьба в воле твоей хранила меня особо.
— Что это значит? Ты и тогда говорил — в воле твоей.
Джон снова зарделся.
— Это… такая примета. Вторая встреча обычно происходит по чьей-то воле, и отдаться на волю этого человека, значит… довериться.
— И ты мне доверился? Джон, ты отчаянный малый.
— У меня не было выбора. Если бы не ты, я упал бы на улице. Синай был далеко, я был ранен и не мог с ним связаться. А быстро заживить раны я не способен. Еще слишком юн. Эльтан такую рану и не заметил бы, а мне пришлось провести несколько часов в sinar. Понимаешь, теперь насколько я жалок в его глазах.
— Я от такой раны умерла бы, так что я в его глазах, видимо, полное ничтожество.
— Ты не дитя эльфийского Владыки.
— Чего нет — того нет.
— И спрос с тебя и с меня неравен.
— Хм… — Софи прикусила губу. — Джон, такие фразы намекают, что ты считаешь себя лучше других.
— Разве? Я лишь хотел сказать, что от меня мои сородичи вправе ожидать большего, чем от тебя. Ведь ты смертная дева. Никто не будет ждать, что ты излечишься от ран или проявишь доблесть в бою.
— Да, это ясно, но… ты все равно постарайся не слишком упорствовать насчет наших различий. Предлагаю лучше найти что-то общее.
Джон улыбнулся, тепло глядя на нее.
— Разве у нас может быть что-то общее? Мы — дети разных миров.
— Котята.
Джон моргнул.
— И что с ними?
— Мне они нравятся. А тебе?
Джон тихо рассмеялся.
— Они… милы и беззащитны. Тогда быть может и другие животные тебе по душе?
— Щенки. Обожаю собак. В детстве у меня был сеттер.
— Я разумеется бывал на псарне, но своей собаки у меня никогда не было. У нас это не принято. Мы не держим животных в доме, разве что птиц в садах, и только.
— Как-то это грустно.
— Нет. Я увидел это, только когда впервые выехал из Сиршаллена. Люди выгуливают собак на поводках, кошки сидят на подоконниках, запертые в квартирах. Для меня это было грустно.
— Почему у вас не принято? Разве это плохо? Сидишь дома, а под боком кошка мурлычет.
Джон задумчиво посмотрел в окно.
— Я никогда не думал об этом. Это просто порядок, что сложился за века. Здесь есть кошки, они гуляют свободно по городу, их кормят почти все. Но брать в дом… зачем?
— Чтобы она была твоей кошкой.
— И ничьей больше? — Джон взглянул на нее лукаво.
Софи вдруг смутилась. Они все еще разговаривали о кошках?
Она поправила подол и вдруг заметила булавки.
— Кстати, они оставили тут булавки. Почему не стали подгибать платье?
Джон вдруг подался вперед, взял подол в руки и стал бережно вынимать швейные булавки.
Софи замерла.
— Ланира сказала, что это платье недостойно ханти Шахране.
— А… а что достойно?
— Только самое лучшее.
Джон вынул булавки и бережно взял ее руку.
— Вот… ты говорила, что булавки тебе нужны, — он положил их ей на ладонь.
Софи смотрела на него. Его руки бережно держали ее ладошку. Джон смотрел на то, как его пальцы скользят по ее коже. Он подался назад, но Софи удержала его руку.
Джон посмотрел не нее, Софи услышала, как он затаил дыхание. Она подалась вперед и нежно поцеловала Джона в губы.
Он часто-часто задышал от волнения, закрыл глаза и… ответил. Неловко, неумело и робко.
Джон лишь подался вперед и только. Его дыхание опалило Софи губы. Она прихватила верхнюю губу Джона своими, и он тут же отстранился. Щеки его пылали, дыхание было глубоким и тяжелым.
— Ты… ты не обязана… — прошептал он.
— Я знаю, — так же шепотом ответила Софи.
Джон сглотнул и осторожно коснулся ее лица. Он провел кончиками пальцев от уха до подбородка.
— Мое желание… оно оскорбительно… — прошептал он, и голос был непривычно низким.
— Значит и мое тоже? — Софи закрыла глаза и подняла голову.