Рядом со мной еще одна глыба придавила людоеда, с другой стороны раздавлен плитой скелет-рабочий, по залу каменный дождь. Это кроны нерводов под потолком, они вместо люстр, буйствуют, ощущают приближение Тьмы, но сбежать не могут, в бессильной ярости хлещут потолок, от него откалываются куски, молнии на щупальцах такой силы, что срываются и бьют беглецов.

Мы кое-как выбрались из этого котла через другую арку, но на широкой винтовой лестнице Борис остановился, зло оглядывается, пятерня взъерошивает волосы, досадный кряк.

Я чуть не кинулся тормошить его за грудки.

– Что?!

– Не успеем, – сказал он. – Сердцевина мощная, Тьма накроет километры вокруг. Бежать смысла нет.

Мимо по лестнице время от времени пробегает то красный плащ, то полуголый пленник, то жрица…

– Так куда все бегут?! – не понимаю я.

– Да бес знает. Куда-нибудь. Паника, она и есть паника.

– Но в любой крепости есть потайные ходы для побега, ты же сам говорил. Неужели на такой случай нет?

– Как ты хочешь преодолеть километры? У нас горстка минут. Телепортацию, что ли, освоил?

Борис произнес с упреком и издевкой, а я выслушал с несчастным лицом, но в следующий миг мы оба, глядя друг на друга, застыли.

– Телепортация, – прошептал Борис.

– Стеклотина! – выпалил я. – Мы же попали сюда через стеклотину! Может, есть стеклотина, что ведет отсюда?

– У Харальда точно есть. И у Коннери. Насчет остальных не знаю, но погоди… Я кое-что прихватил в лаборатории Коннери. Думал продать, но…

– Что?

– Нужно место поукромнее! Скорей!

Укромного места найти не получалось, а времени в обрез, место пришлось делать самим. В каком-то коридоре я пальнул в потолок из плазмы, произошел обвал, перед нами образовался тупик из обломков, те, кто бежал навстречу, остались отрезанными, по то сторону гневные голоса, а те, кто с нашей стороны, развернулись и побежали прочь.

Борис прокашлялся, отмахал от лица пылевой туман, садится на колено рядом с завалом, развязывает торбу.

– Не подпускай ко мне никого! – отдал мне приказ. – Мне нужно время и спокойствие, работка будет ювелирная.

– Смышь не проскочит, – пообещал я.

Занял позицию шагах в двадцати от Бориса, пушка уставилась клювом вперед, в коридоре и без того темно, а с учетом наступающей Тьмы и вовсе мрак, лишь маленькие нерводы искрят слабо, выдохлись в попытках вырваться.

На перекрестке, как в телевизоре, мелькают фигуры в красных плащах, волкоршуны, бывшие пленники, жрицы, я увидел кузнеца в железной маске, он работал под ареной…

Иногда оглядываюсь назад, но во мраке не разглядеть.

– Борис, что ты делаешь?

Он ответил не сразу.

– Захватил у Коннери семечко стеклотины. С виду обычный осколок стекла, но если правильно установить и полить настойкой ультравы…

– А у тебя есть настойка?

– Чего в моей торбе только нет.

– Хвала твоей запасливости.

– Мотай на ус.

– Обязательно. Только усы отращу. Хотя с такой жизнью это не проблема, щетина уже как у тебя.

– Моя длиннее.

– Померяемся?

– Если в живых останемся.

Интересно, это только в Руинах можно гнать всякую пургу за несколько минут до конца света? Или паника так влияет? Меня будто облили ведром воды, ребра, наверное, все в трещинах, кровавый кулак сердца долбит по ним как узник по клетке.

В наш коридор за каким-то лешим вбегает здоровенный адепт культа, рядом с ним волкоршун, во мгле глаза людоеда блестят как у оборотня, а блеск челюстей просто жуть, людоед несется на меня. Перевожу дуло то на волкоршуна, то на людоеда, не знаю, в кого стрелять. Волкоршун обгоняет хозяина, прыгает на меня, это определило мой выбор.

Красный снаряд пронзил животное как масло, мне пришлось увернуться от летящей туши, а когда пролетала мимо, толкнуть ее плечом в сторону, чтобы не попала в Бориса. Плечо пронзила боль, я отшатнулся, туша изменила направление полета, но все же улетела вглубь коридора, надеюсь, этот гостинец не сорвет операцию Бориса.

Людоед налетел на меня, я успел лишь поднять пушку, верзила налетел на штык-нож, отбросил меня назад, мы упали, я на спину, а он навис надо мной, насаженный на штык, рычит в лицо, роняет слюну, пытается задавить, но его что-то сковывает.

Я не сразу обнаружил, что вдавливаю гашетку плазмы. Но оружие не стреляет.

Вместо этого…

О ужас! Даже в темноте я увидел: жилы на руках, лице и шее людоеда вздулись, эта сеть начала бешено пульсировать, плазма ревет как зверь, горячая, едва удерживаю, а каннибал начал худеть. Иссыхает на глазах, из него словно выкачивают соки. Хотя почему словно? Так и есть. Меня трясет, но смотрю как под гипнозом. Как назвал это оружие лорд комаров?

Пушка-вампир…

На штыке застыла в красном плаще сморщенная мумия, индикатор зарядов, что показывал «282», теперь показывает:

«283».

Я наклонил ствол, сбросить тело, оно легкое, как из бумаги, а стоило его шевельнуть, и рассыпалось на серые листья пепла, по полу простучали кости, звякнула медная челюсть. Я спешно отполз, вскочил, стряхиваю со штанов прах.

Вот и узнал, чем пополнять боезапас. Только бы знания не исчезли со мной минутой позже.

Я оглянулся.

Борис спиной ко мне, плащ на фоне стеклотины. На ее поверхности появляются и исчезают серебристые линии, зрелище красивое и очень хрупкое. Только момент не для эстетики.

– Долго еще?

– Как только нити перестанут появляться, можно прыгать.

– А стеклотина точно добрая? Не сожрет?

– Гарантирую, кто сожрет точно. Тьма.

– Ладно. Из двух зол…

Волкоршун, которого я прострелил, висит на стене, скручен тугими хлыстами нервода-факела. Тот поймал его в полете и теперь душит и без того мертвую тушу, под перья вонзаются шипы, трещат искры, по стене струится ручеек крови. Полакомился кустик перед смертью. Страшно подумать, что было бы, если бы туша пролетела дальше, быть может, врезалась бы в недостроенную еще стеклотину и перенеслась бы неведомо куда, заставив стеклотину исчезнуть, и мы бы остались в дураках.

– Портал! – рыкнуло близко.

Я повернул голову.

Страж из меня хреновый.

На меня несется людоед с золотыми челюстями, жадный взгляд направлен за мою спину, явно хочет прыгнуть в стеклотину. Пушку даже поднять не успею, собьет меня как кеглю.

Но в метре от меня гигант резко замер, вокруг его шеи с сочным хлестом скрутился кнут. Людоед выпучил глаза, челюсти ходуном, как у выброшенной на берег пираньи, когти пытаются сорвать удавку.