– Но ведь я хотела совсем по-другому.

– А как ты хотела?

– Я хотела, чтобы мне его не купили, аподарили.

– А что, разве есть какая-то разница? Вотя ее в упор не вижу. Любой подарок стоит денег. Я его покупаю и дарю. Сейчаслюбой подарок можно только за деньги купить. Времена, когда что-то можно былополучить на халяву, давно закончились. Так что насчет неба не переживай. Я этотвопрос обязательно урегулирую. Может, тебе лучше часы какие-нибудь безумнодорогие подарить?

– Нет, спасибо.

– А зря. Сейчас есть часы, которые стоятдороже, чем твое небо. За такие часы могут запросто полруки отрубить.

– Спасибо. Не надо.

– Сдалось тебе это небо! Часы хоть наруку надеть можно, а с небом твоим что делать?

Я грустно улыбнулась и направилась к лестнице.

– У подъезда тебя ждет мой водитель.Прежде чем сесть в машину, помаши мне рукой. И выше нос! Держи хвостпистолетом! Скоро ты вновь станешь женой. Будешь разжигать и поддерживатьогонь! Пусть не в первый раз, но в последний точно. Это я тебе гарантирую. А яза свой базар отвечаю. Больше никаких мужей и посторонних мужиков! Оп-ля!!!Жизнь продолжается!

У подъезда меня ждал личный водитель Ворона.Он открыл дверь «мерседеса» и пригласил меня внутрь. Я помахала глядевшему наменя в окно Ворону рукой и со словами: «Ты совершенно прав. Жизнь продолжаетсяи преподносит нам сюрпризы», – села в машину.

Подъехав к дому, я постаралась перевестидыхание и осторожно вошла внутрь. В комнате, где лежал раненый, былопо-прежнему тихо. Оттого, что окно в ней закрывали плотные, не пропускающиедневной свет шторы, было довольно душно и пахло какой-то затхлостью. Подойдя кшторам, я осторожно, чтобы не нарушать столь странную тишину, раздвинула их иувидела самую что ни на есть настоящую идиллию. Люська спала на груди ураненого Сергея, а тот издавал такой храп, что было впору затыкать уши.

«Как трогательно», – мысленно усмехнуласья и, для того чтобы разбудить обитателей дома, громко захлопала в ладоши.

– Рота, подъем!

Люська моментально вскинула голову, потерлазаспанные глаза и перевела взгляд на только что проснувшегося Сергея.

– Сереж, ты как себя чувствуешь?

– Не знаю. Может, и получше. Бедрострашно печет, словно на него положили каленое железо.

– Потерпи немного. Скоро тебе полегчает.Сейчас я умоюсь, приду в себя и вколю тебе обезболивающее. Вот увидишь, станетполегче.

Сергей слегка приподнял голову, оглядел меня сног до головы придирчивым взглядом, в котором читалась все та же знакомаяненависть, и снова рухнул на подушку.

– Твоя подруга с блядок вернулась, –язвительно сказал он и вновь покосился в мою сторону.

– Поговори еще! – Я показала Сергеюкулак не больно-то устрашающего вида и с ужасом посмотрела на валявшуюся наполу веревку.

– Люська, ты зачем этого выродкаразвязала?! Ты почему так наплевательски относишься к собственнойбезопасности?!

– Тань, но человек же все-таки… –извиняющимся тоном ответила Люська. – У него руки затекли. Ему лечь подопределенным наклоном захотелось.

– Под каким наклоном?! Да пусть у негохоть хер затечет, тебе какое дело?! Моли Бога, что он еще слишком слаб, а токак пить дать шею бы тебе свернул и пошел в милицию на меня заявлять. Ты у менятакая жалостливая, аж тошно становится. Прекрати жалеть мужиков, немедленнопрекрати! Если мы мужиков жалеть будем, кто тогда нас, женщин, пожалеет?! Кто?!И запомни! Это не мужик! Это враг! Если ты пожалеешь лютого врага, то уж онтебя точно не пожалеет!

– Тань, ты чего разошлась-то? Не кричи,пожалуйста, тут глухих нет. Ты понимаешь, я врач. Я клятву Гиппократа давала.Чувство сострадания у меня на первом месте стоит, а уж потом все остальное.Зачем издеваться над человеком и держать его всю ночь связанным? Нет в этомнеобходимости. Ему и так плохо. Он паршиво себя чувствует. Он такую трагедиюпережил. У него отец умер, да еще ты его едва не застрелила…

Я взяла стул, подвинула его ближе к Люське,взяла ее за руку и стала нервно гладить ее по руке.

– Люська, я за тебя переживаю. Ты мояединственная подруга. Мы же с тобой с детства. А он мне кто? – Я кивнула всторону Сергея. – Конь в пальто! Обыкновенный конь с яйцами! Мне до негоникакого дела нет. Тем более он сын того человека, который хотел меня убить итолько чудом не убил.

– Тань, но ведь он человеквсе-таки, – принялась объяснять мне Люська, от которой просто исходилосострадание.

– Хреновый он человек.

– Да какой бы ни был, все равно человек.

– Вот если бы таких, как он, не было,нормальные люди, которые по закону получили наследство, могли бы им спокойно,по праву, пользоваться, ни за что не переживать и никого не бояться. Такие, какон, портят жизнь таким наследникам, как я, и не дают им вступить в совершеннонормальные, законные права. Нам ведь и так тяжело, а они нас еще давят.

– Кому вам? – не поняла меня Люська.

– Наследникам.

– А кто вас давит-то?

– Родственники. Прямо вздохнуть не дают ини один по праву принадлежащий нам рубль потратить.

Я чуть было не всхлипнула, театрально развеларуками и посмотрела на Сергея, который мерзко, издевательски ухмылялся и крутилпальцем у виска.

– Вот и правильно. Тебе уже давно тамподкрутить надо, а то шарики за ролики заехали.

Я попыталась проигнорировать его выходку и продолжиладушеспасительную беседу со своей подругой:

– Люсь, а ты что, вообще не спала?

– Почему? Покемарила немного. Положилаголову Сереже на грудь и уснула. Он мне полночи волосы гладил. Мне было оченьприятно.

– Что он тебе гладил?!

– Волосы, – слегка растеряласьЛюська.

– Где? – не поняла я ее ответа.

– Что где?

– Я говорю, где он тебе волосы гладил?

– На голове, – вконец растеряласьЛюська и раскраснелась, как вареный рак.

– На голове это еще полбеды…

– А ты что подумала?

– Я подумала, что он тебя совратил.

– Глупости. Каждый судит о другом в мерусвоей распущенности.