– Хватит башкой вертеть, приехали! – сказал Весло. – Вон касса, вон вход. Ты иди, я за углом подожду…

Выстояв часовую очередь, Студент вошел в Эрмитаж. Нетерпение подмывало бежать к цели, но благоразумие удерживало: нельзя выделяться из общей массы. Смешавшись с посетителями, он неспешно осматривал какие-то статуи, задумчиво застывал перед какими-то картинами, улыбался седеньким старушкам-смотрительницам. Наконец, с бьющимся под горлом сердцем он вошел в большой светлый зал, долго рассматривал муляж конных латников, любовался пешими доспехами.

– Гля, какие они были маленькие, эти рыцари! – прозвучал сзади густой бас. – Я бы такого недомерка одной левой…

– Хвастайся больше! – прозвенел серебристый женский голосок. – Колька вон тоже меньше тебя был. А кто кому навалял?

– Сравнила! Я ж тогда пьяный был!

Студент подошел к правой стене, вдоль которой тянулась железная витрина с толстым синеватым стеклом. Бронированное! Он заглянул в витрину. На бархатной подстилке лежали в ряд финки, похожие на зековские заточки, стальная перчатка, какие-то кресты, цепи… Но ищущий взгляд сразу выхватил то, что искал. «Рыцарский перстень» – написано на табличке. Темный ободок, страшная распяленная морда, в пасти зажат черный камень.

Студент наклонился почти к самому стеклу. Странная огранка – будто чешуйки змеиной кожи выходят одна из-под другой. Проникающего сквозь бронестекло света хватало, чтобы играть в них крохотными разноцветными огоньками. Да, несомненно, это фартовый перстень Седого! Студент был в этом уверен, хотя и не смог бы объяснить – почему. Может, потому, что сам ощутил его магическую силу и даже не мог оторвать взгляд! Вдруг в глубине камня зажглась и стала постепенно разгораться красная точка, превращаясь в бордовый шарик. И вот уже все грани черного камня испускали острые пурпурные лучики. Это было прекрасное и пугающее зрелище…

Неожиданно кто-то тронул его за плечо. Студент вздрогнул всем телом, как будто его внезапно разбудили. Где он? Резко оглянулся, не сразу поняв, что вокруг. Ах да, Эрмитаж… Перед ним стояла маленькая сухонькая старушка-смотрительница. Бабулька испугалась его реакции и выпучила бесцветные глаза.

– Простите ради Бога! – пролепетала она. – Я не хотела вас напугать. Просто вижу, вы как завороженный стоите уже минут пятнадцать…

– Не может быть! Засмотрелся… Ножи понравились…

– Стилеты особой ценности не представляют – обычные атрибуты эпохи рыцарства… А вот от этого перстня лучше держаться подальше. Иначе недолго и с ума сойти…

Старушка развернулась и, переваливаясь с ноги на ногу, как утка, направилась в другой конец зала. Надо было работать. Витрина из толстой стали, замки внутренние, судя по крестообразным замочным скважинам, непростые. Это практически сейф. Надо идти сквозь стекло…

Студент оглянулся. Посетители в основном толпились возле доспехов и оружия. Он положил на середину стекла кусочек темной нитки, мизинцем свернул ее в кольцо. Снова оглянулся, достал пузырек из-под пенициллина, закрыв собой витрину, капнул кислоту в нитяной кружок. Пусть работает. На темном стекле ничего не видно.

Опять прошелся по залу, остановился у распахнутых входных дверей. В торцах дверной рамы торчали металлические цилиндрики – подпружиненные датчики сигнализации. Два с левой стороны, два – с правой. Ясен перец… Можно возвращаться в Монино. Но уходить почему-то не хотелось. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы еще раз не подойти к фартовому перстню, а направиться к выходу из музея.

Через два часа Студент с Козырем и Шутом сидели на веранде старого деревянного дома и обсуждали последние детали. В сумерках белой ночи зловеще шелестели разросшиеся кусты сирени.

– Шут покажет черный вход в бункер, где зимой лежит уголь, – своим глуховатым голосом размеренно говорил законник. – Спрячешься там, дождешься, пока все уйдут, потом подломишь хлипкую стеночку, вылезешь в общий подвал и выйдешь в вестибюль…

– Откуда известно про стеночку-то? – перебил Студент, который сразу хватал самые важные для себя вещи.

– Мы же дело готовили, вот Шут там все и разнюхал…

– И чего ты разнюхал? – Студент повернулся к Шуту. Против обыкновения, сейчас тот был серьезен.

– Я с ночным сторожем закентовался, водки попил, по душам поговорил… Под эту лабуду я с ним там все облазил. Пару раз в подвале бухали, как раз рядом с угольным бункером. Стенка действительно плевая – фомкой пару досок отдерешь, и все…

– А что за сторож?

– Сергеич. Алкаш. У него от пьянки ум за разум заходит, картинки всякие мерещатся…

– Какие картинки?

– Ну, типа галлюцинаций. Я ему, с понтом, бутылку задолжал, завтра отдам перед дежурством, пусть нажрется и спит…

– Пусть спит, – кивнул Козырь и продолжил: – Сработаешь – выберешься на площадь. Шут и Весло тебя встретят, отвезут на вокзал. По дороге обменяетесь – ты им колечко, они тебе – бабки. Лады?

– Лады, – кивнул Студент и протянул клочок бумаги. – Мне нужны две изогнутые дюралевые пластинки с дырками и шурупы. Тут размеры и чертежи…

– Сделаем, – кивнул Козырь и передал рисунки Шуту.

* * *

Вначале все шло по плану, без каких-либо осложнений. Но Студент не расслаблялся. Почти всегда так бывает. Неприятности начинаются позже, когда непредвиденных обстоятельств накопится столько, что они превышают предусмотренные и план начинает давать сбои.

С сигнализацией он справился легко: расширил дверную щель своим любимым долотом, вставил в нее специально изготовленные пластины и привинтил их шурупами, заблокировав утопленные кнопки, что позволило совершенно спокойно открыть одну створку двери и проскользнуть в рыцарский зал, где в витрине будто тускло горела крохотная красноватая лампочка. Потом, подсвечивая себе фонариком, нашел подготовленную точку. Кислота сделала свое дело: слегка выела поверхность, в эту выщерблинку он и упер победитовое сверло, чтобы не скользило.

Просверлив отверстие, он вставил в него стержень «балерины», закрепил и стал водить по окружности отставленную «ногу», словно рисовал циркулем круг на чертежном ватмане. Только вместо карандаша в «балерине» был зажат алмазный резец, который со скрипом взрезал твердую поверхность специально закаленного стекла, с каждым оборотом вгрызаясь все глубже и глубже. Так продолжалось довольно долго, наконец, он ударил молотком, и толстый стеклянный круг провалился внутрь.

Жадно сунув руку в витрину, он схватил перстень. И тут же ощутил непреодолимое желание надеть его на палец. На руках были перчатки, но, к его удивлению, перстень легко оделся сверху. И тут же он ощутил прилив уверенности и спокойствия. Прошла легкая дрожь в руках, перестало бешено колотиться сердце, высохла испарина на спине и на лбу.

Можно было уходить. Только надо еще забрать эти фонари и цепи…

– Эй, ты что, настоящий?! – раздался вдруг сзади тихий надтреснутый голос, который в ночной тишине Рыцарского зала прозвучал, как гром небесный.