Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макс делает пятнадцатую неуклюжую попытку вовлечь меня в диалог, но, замечая, с какой гримасой я ковыряюсь в пасте, отворачивается, чешет бороду, потом встает и выходит курить. Я некоторое время сижу в одиночестве, смотрю через широкое окно в спину Максу, на которой читается вся палитра охваченных им чувств – от раздражения до бессильной усталости, – заставляю себя оторваться от стула, достать сигарету и двинуть на улицу.
– Макс, – начинаю я, но тут между нами возникает мешковатое и всклокоченное существо.
– Парни! Сто лет вас не видел! Вы куда пропали-то? – голосит существо.
Мы оба разворачиваемся к источнику звука, и у каждого на лице немой вопрос, а вместе с тем смутное ощущение чего-то знакомого.
– Вы вообще перестали тусовать? Постарели? Зажирели? Семейная жизнь? – тараторит существо. – Нет, парни, так не пойдет. Ну-ка быстренько взяли флаеры, у меня в пятницу крутейшая вечеринка в баре «Пионы». Это рядом, в Трехпрудном. Значит, это флаеры, а вот еще два браслета… Так, стоп, где же они? – Существо ныряет рукой в недра своего балахона, и в этот момент мы оба наконец идентифицируем собеседника.
Гоше слегка за сорок. И так, кажется, последние лет двадцать. Мы познакомились в середине девяностых в «Титанике» или «Цеппелине», потом продолжили знакомство в «Фесте», «Зиме» или «Дягилеве». Он по-прежнему худой, с осунувшимся лицом, одетый в бесформенные штаны, висящие сзади, несуразные кроссовки и худи. Волосы выкрашены в соломенный цвет, в глазах нездоровый блеск, что бывает у наркоманов со стажем или ветеранов клубного движения, так и не понявших, что их «тридцатка» закончилась в середине нулевых, а все, что от нее осталось, – это серьга в ухе, всклокоченный ежик редеющих волос и развязная неформальность в одежде, которая со временем приобретает уничижительную характеристику «молодиться».
– Спасибо, Гош, – возвращает Макс флаеры, – мы не придем.
– А чего? Улетаете куда? – Гоша еще не вполне понимает неправильность сочетания времени, места, а главное – людей, которых он выбрал в качестве объектов для промоакции.
– Нет, просто нулевые закончились пять лет назад, – сухо отрезает Макс.
– Да брось ты! – Надо отдать ему должное, он не сникает сразу и продолжает держать угол атаки, впрочем, не особо надеясь на успех. – Рано еще вам в пенсионеры. Чего-то я вас не узнаю.
– Люди меняются, Гош. – Макс ищет глазами место, куда бы выкинуть окурок.
– Покурим? – делает робкую попытку Гоша.
– Покурим, – нехотя достаю сигарету, протягиваю ему, щелкаю зажигалкой, всем своим видом давая понять, что мы с Максом увлечены обсуждением чего-то важного, не терпящего присутствия третьих лиц.
– Вот, кстати, Вова, тут смешнейший случай имел место, тебе понравится, – говорит Гоша таким тоном, будто мы все это время только и ждали, когда же он вспомнит очередную сногсшибательную историю и поделится ею с нами. – Ангажировали меня, с год назад, провести мероприятие в одном клубе. Место, конечно, странное, но деньги заплатили приличные. Еще название такое дурное… как же… ладно, не суть. В общем, проводил я конкурс двойников известных людей. Ну, знаешь, приходят дебилы, отдаленно напоминающие Филиппа Киркорова или Ленина. Нет, Лениных я не брал, их очень много было, и все старые…
– И? – внезапно оживляется Макс.
– И победил на нем парень – вылитый Вова. Ну просто копия. Даже голос похож.
– Да ты что! – выпускаю дым и отворачиваюсь. Кажется, даже этот случайно встреченный персонаж из прошлого здесь лишь затем, чтобы усилить мой растущий комплекс неполноценности.
– Так я этого парня намедни встретил в «Кофемании». Здороваюсь с ним, а он делает вид, будто не узнает. Сидит такой важный, с лицом уставшей балерины. Я его подколоть решил. Вы, говорю, Владимир Богданов? «Да, – отвечает так надменно, – вам автограф?» Нет, говорю, от вас мне ничего не надо. Я же понимаю, что это был не ты.
– Да, – размышляю вслух, – мы с тобой вроде пару лет не виделись.
– Дело даже не в этом. Когда он на конкурсе двойников выступал, у него татуировка была на левой руке. А в тот раз, что я его видел – на этом месте белое пятно. Свел значит.
– Интересная какая история. Ты зайди под козырек. – Макс берет Гошу за плечо и вытаскивает из-под дождя.
– Это я к чему, Макс? Вот ты говоришь, люди меняются. Нормальные люди, как вы, они никогда не меняются. А тут человек сраный конкурс двойников выиграл, и такое чудесное преображение. Вот…
– Вот, – на автомате повторяю я.
– А как давно ты его видел? – Макс смотрит на него крайне заинтересованно.
– Да буквально неделю назад.
– Смешно, – хмыкаю, – очень смешно!
– Вспомнил! – взвизгивает Гоша. – Самое главное!
– Что?
– Как место называлось, где я конкурс вел. «Суриков-холл». Говорю же, дурное название.
– Почему дурное-то? Имени великого русского художника.
– Я вот тоже так думал. А оказалось, оно так называется, потому что какому-то Сурику принадлежит!
Мы дружно ржем. Обстановка разряжается.
– Парни, может, вы все-таки флаеры возьмете, а? Придете, посидим как раньше. Я вам скидку на бар организую.
– Макс, бери флаеры, – принимаю я бумажки. – Гоша верное дело предлагает.
– Спасибо, парни. Можно еще у вас тыщу стрельнуть? Сразу предупреждаю: видимо, не отдам.
– Какие разговоры! – устало кивает Макс и лезет в карман за купюрой. – Ты телефон свой оставь, чтоб было кому набрать, когда в бар твой придем.
– Это легко, – и Гоша диктует номер.
– Интересная история, – бросает Макс, когда мы возвращаемся за стол.
– Интересная, – соглашаюсь я.
– Но это же он, понимаешь? – Макс заметно веселеет. – Это твой двойник. У него еще и татуировка была, значит.
– И как нам это поможет?
– Не знаю, – пожимает плечами Макс. – В любом случае, теперь есть какая-то точка отсчета. А то получалось, будто он из ниоткуда взялся. Теперь у него есть история, которую мы попробуем узнать. Заодно узнаем, как его на самом деле зовут.
– Бэрэтчит, – отворачиваюсь я к окну.
Капли дождя, изменив траекторию, барабанят в стекло.
Отрываюсь от экрана ноутбука, делаю глоток чая и зависаю, уставившись в одну точку. Из головы не выходит Гошина история про двойника. Вроде бы есть шансы зацепиться, но ты эту комбинацию в голове вертишь и так и сяк, пытаешься придумать какую-то стройную схему, а ни черта обнадеживающего не выходит.
– О чем ты думаешь? – Катя выпускает дым.
– Ни о чем. А ты?
– Да так… ни о чем особенном.
– Ладно тебе, – подмигиваю ей, – расскажи.