Роман обронил хмуро:

— Зато под такие декларации выбьет добавочную сумму наразработку. Даже от благотворительных фондов что-то урвет. Ну, которые заглобализацию, за единение человечества. Они в тонкостях не разбираются.

Тимур возразил:

— В благотворительных советах деньги не бросают кудапопало. Они спрашивают экспертов!

— А что скажут эксперты? — спросил Скопа. —То же самое. Этот гад говорит очень убедительно. Видишь, никто не спорит. Этотолько мы понимаем, что у них ориентация на групповой проход опасных локаций отсобственной неумелости, но кому скажешь? Да и надо ли?.. Подумают, чтозавидуем.

Гулько буркнул:

— Честно говоря, мы в самом деле завидуем. Подлецхорошо подает материал. Удачи освещает выпукло, а неудачи объявляет ещебольшими удачами, мол, так и было задумано. И хрен оспоришь!

Я молчал, чувствуя досаду и горечь. В команде Мясоедованемало и умных, и талантливых, и честных, и работоспособных, но как случилось,что всех оттер и пролез на первые места этот грубый прохвост?

— Чтение мыслей, — пробормотал я, — не такаяуж и беда в данном случае…

Гулько спросил в недоумении:

— Шеф, ты о чем?

— Да так, — ответил я, — проехали… Наш докладзавтра? Ну и хорошо, я эту муть слушать не хочу. Раз уж мы в таком роскошномпансионате да на берегу озера, сходим лучше на пляж, а к вечеру вернемся назаключительную часть.

Тимур посмотрел в окно, где нещадное солнце заливает мирслепящим жаром, кивнул, Роман заколебался, но мы подхватили его под руки, и онс жалобными протестами шепотом дал себя утащить из зала.

На выходе я перехватил несколько завидующих взглядов в нашусторону со стороны таких же, но менее бесцеремонных.

Роман долго отнекивался: плавки не взял, а нагишом не будет,он старомоден. Тимур сказал, что даст ему шорты, у них размеры совпадают. Романосмотрел его с головы до ног и нехотя поддался уговорам.

На пляже он, укладываясь на шезлонг, старательноподворачивал шорты, чтобы открыть больше места для солнца, то и дело проверялпальцами, не выпадает ли чего лишнего. Шорты — это шорты, когда ложишься, вширокие раструбы шортов можно кое-что рассмотреть, если начать присматриваться,и Роман то и дело суетливо пробегал там пальцами, снова и снова проверяя.

Тимур не выдержал:

— Да что с тобой?.. Ну вывалятся твои помидоры, ну ичто?

— Как что? — вскрикнул Роман. — Непристойно.

— Да не вывалятся, — заверил Тимур. — Нетакие уж они у тебя… Вернее, шорты не такие короткие. Разве что…

— Разве что? — сразу же спросил Романобеспокоенно.

— Разве что кто-то начнет туда заглядывать, —рассудил Тимур. — Но это извращенец будет какой-то. А сейчас их неосталось, все извращения легализованы.

Я помалкивал, нежась под солнцем. Сейчас в самом деле, когдав теле вот такая блаженная истома, все кажется далеким, мелочным и пустяшным.Ну и что, как сказал Тимур, что вывалятся на солнце помидоры Романа?..Подумаешь… Остатки ханжества, которое все еще до конца не изжито. Изживаем,изживаем, изжили уже горы, но пустячки все еще о??таются…

Когда-то женщине нельзя было, даже переходя лужу, приподнятьплатье до щиколотки, а сейчас и по улице ходят в топиках, а то и вовсе топлес.И что, мир рухнул?.. По технике мы уже в двадцать первом веке, а по морали — вСредневековье. Все еще боремся с нелепыми запретами. Бедный Роман никак неуспокоится, не может получить кайф от ласкового солнышка: все проверяет, нерасправились ли подоткнутые под задницу штанины, не открылись ли вдруг солнцуего семенники… А что, если в самом деле их будет видно? Ими не заинтересуютсядаже папарацци, что дежурят в надежде застать модного актера или политика вподходящей позе. Но если раньше старались заснять голого, то теперь кого этимудивишь? Теперь стараются поймать в нелепой позе или с пальцем в носу…

Интересный рудимент мышления, проползла разнежившаяся насолнце мысль. Одежда давно не выполняет той роли, для которой предназначалась,но все еще не отказываемся…

— Мороженое, соки! — донесся звонкий девичийголос.

По горячему песку шла девушка в легком костюме официантки, вбелом кружевном переднике, через плечо широкий ремень, на котором небольшойоткрытый ящик.

Гулько задвигался, поднимал голову, шея напряглась, вздулисьжилы, словно у него мозги чугунные. По лицу катились крупные капли пота.

— Мне, — сказал он, — воды!.. Как я понимаюверблюдов!

— Да ты и похож, — обронил Тимур, не упускающийслучая куснуть просто по привычке кусать все, что оказывается близко от зубов.

— А мне мороженого, — попросил Роман.

Девушка мило улыбнулась им, протянула картник. Гулько иРоман на миг коснулись его кончиками пальцев, идентификатор личности сработалбесшумно, она протянула одному бутылку пепси, другому — фруктовое иобезжиренное мороженое.

— Спасибо. Держите.

— Вам спасибо, — сказал Гулько, — вы насспасли.

На соседних шезлонгах негромко переговариваются две женщины,закрыв лица широкополыми шляпами. Одна сдвинула ее, лицо не очень молодое, ностильное, чувствуется работа хирурга высшей квалификации, попросила голосомбизнес-леди, перед которой подчиненные метут дорожку:

— И нам два мороженых.

Обе загорают топлес, целомудренно оставив какие-то ниточки,символизирующие стринги. Когда поднимутся поплавать, эти «трусики» не закроютдаже половые губы, но в то же время считается, что одеты. Нам это привычно, амарсиане бы не поняли такой логики.

Я тоже марсианин, мелькнула мысль. Или потому, чтохайтековец? Или во мне настолько силен трансчеловек, что уже и на людей смотрюиначе?

На стене лично для меня вместо аквариумных рыбок размером стюленей возникли часы, а услужливый голос подсказал, что до выхода осталосьсемь минут. Часы исчезли, снова сменившись картинками подводного мира, япотянулся, захлопнул ноут, сам закроет все приложения, сохранит и откроетзавтра на том же месте.

В приемной пусто, секретарша исчезла, на полставки почему-тоработают меньше, чем полдня. Я вышел в общий зал, там Тимур сразу же поднялголову.

— Уже идешь?

— Да, — ответил я. — Надо сегодня заскочить в«Электронный рай». Пришла партия новейших бебихаусов.

Он хихикнул:

— Это тех, которых и трахать можно?

— Трахать все можно, — сообщил я емуновость. — Вон Гулько перетрахал все в доме, даже газонокосилку… Нет, мнев самом деле нужна штука, чтобы все в доме делала.