Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– После знакомства с вами, – сухо заметил Томас, – я лучше воздержусь от комментариев.
Теперь уже почти все слоны вышли из воды. Они медленно поднимались по крутому склону, чтобы обсыпать себе спины пылью и побрести дальше, туда, куда поведет их матриарх. Последняя слониха подтолкнула своего малыша под зад, чтобы тот шел побыстрее, и вслед за ним выбралась наверх сама. Слоны молча уходили вдаль, двигаясь ритмично и синхронно. Мне всегда казалось, что у них в головах звучит никому больше не слышная музыка. А судя по тому, как вальяжно раскачиваются при ходьбе бедра слоних, могу предположить, что поет для них Барри Уайт.
– Я работаю со слонами, потому что наблюдать за ними не менее интересно, чем за сидящими в кафе людьми, – сказала я Томасу. – Они очень забавные. И такие трогательные. Изобретательные. Смышленые. Боже, я могу продолжать и продолжать. В них столько человеческого. Следя за стадом, можно увидеть, как малыши проверяют границы дозволенного, а мамочки заботятся о них, как девочки-подростки вылезают из своих ракушек, а мальчишки выделываются друг перед другом. За львами я не могла бы наблюдать целый день, но слоны – им я готова посвятить всю жизнь.
– Думаю, я тоже, – ответил Томас.
Но когда я взглянула на него, он смотрел не на слонов, а на меня.
В заповеднике гостям не позволяют гулять по главному лагерю без сопровождения. Во время ужина рейнджеры или ученые-исследователи забирают временных постояльцев из жилых хижин и, освещая путь фонариками, ведут в столовую. Делается это не из желания угодить, а из чисто практических соображений, ради элементарной безопасности гостей. Мне не раз доводилось видеть незадачливых туристов, которые с криком неслись по лагерю, наткнувшись в темноте на переходившего дорогу бородавочника.
Когда я пришла к Томасу, чтобы отвести его на ужин, дверь в домик была приоткрыта. Я постучалась, а потом зашла внутрь. В воздухе ощущался запах мыла: видимо, хозяин принимал душ. Над кроватью жужжал вентилятор, но все равно было чертовски жарко. Томас сидел за столом в шортах цвета хаки и белой майке; волосы мокрые, подбородок свежевыбрит. Руки быстро и ловко двигались над маленьким квадратиком бумаги.
– Секундочку, – сказал он, не поднимая глаз.
Я ждала, засунув большие пальцы в шлевки на поясе и раскачиваясь на пятках.
– Вот, – обернувшись ко мне, произнес Томас. – Это я сделал специально для вас. – Он взял мою руку и вложил в ладонь маленького слоника, сложенного из купюры в один доллар. Кажется, это называется оригами.
В следующие несколько дней я начала смотреть на лагерь, ставший для меня вторым домом, глазами Томаса: кусочки кварца блестели на земле, как горсточка бриллиантов; птицы, рассевшиеся на ветвях дерева мопане, на разные голоса исполняли симфонию, которой издали дирижировала карликовая зеленая мартышка; страусы бежали по саванне, как дамы на высоких каблуках, покачивая плюмажами.
Мы говорили обо всем, начиная с браконьерства в округе Тули-Блок и заканчивая остаточными воспоминаниями у слонов и тем, как они приспосабливаются к посттравматическому стрессу. Я проигрывала Томасу пленки с записями мустовых песен самцов и ответных песен самок в период гона, и мы рассуждали, существуют ли другие песни, исполняемые на низких частотах, таких, что человек их не слышит, а слоны используют для передачи потомкам истории своего племени, которую загадочным образом сохраняют и накапливают. В этой летописи содержатся сведения о том, какие территории опасны, а какие нет; где найти воду; как лучше перейти с одного места на другое. Томас рассказывал о слонах, которых заклеймили как опасных в цирке или зоопарке и доставили к нему в заповедник; о том, что большой проблемой для животных этого биологического вида, содержащихся в неволе, становится туберкулез; о слонихе Олив, которая участвовала в телепрограммах и шоу в парке развлечений, но однажды разорвала свои цепи и убила зоолога, пытавшегося ее поймать; о Лилли, которая сломала ногу, работая в цирке, да так никогда и не восстановилась. Африканский слон у них тоже был – слониха Хестер, осиротевшая после отстрела животных в Зимбабве; она выступала в цирке почти двадцать лет, после чего дрессировщик решил отправить ее на покой. Сейчас Томас вел переговоры о том, чтобы привезти в заповедник Мауру – еще одну африканскую слониху, которая стала бы компаньонкой для Хестер.
В ответ я поведала ему, что, хотя дикие слоны могут убить передними ногами, опускаясь на колени, чтобы раздавить жертву, чувствительными задними они гладят тело упавшего товарища, поднимая ступню и описывая ею круги, как будто ощупывают что-то невидимое подушечками пальцев. Рассказала, как однажды принесла домой челюстную кость слона для изучения, и в ту же ночь почти взрослый слон по имени Кефентсе ворвался в лагерь, забрал кость с моего крыльца и вернул ее на то место, где умер его друг. Вспомнила, как в первый мой приезд в заповедник одного японского туриста, ушедшего далеко от лагеря, атаковал и убил слон. Когда мы пришли забрать тело, то обнаружили, что рядом с ним стоял на страже другой слон, пытавшийся защитить погибшего от хищников.
В вечер накануне отъезда Томаса я отвела его туда, куда не водила никого другого. На вершине холма рос гигантский баобаб. Местные жители верят, что, когда Творец созвал животных, чтобы они помогли ему сажать деревья, гиена опоздала. Ей поручили посадить баобаб, и она так рассердилась, что воткнула его в землю верхушкой вниз, и дерево выглядело так, будто царапало корнями землю, вместо того чтобы с их помощью находить себе опору. Слонам нравилось объедать кору баобаба и прятаться в его тени. Вокруг дерева валялись кости слона по имени Мотхуси.
Томас притих, поняв, что видит. Кости сверкали белизной в лучах яркого солнца.
– Это же…
– Да. – Я остановила «лендровер» и вышла из машины, призывая спутника следовать за собой.
В это время дня здесь было безопасно. Томас осторожно перемещался среди останков Мотхуси: то подбирал с земли длинное ребро, то прикасался пальцами к пористому, похожему на соты тазобедренному суставу.
– Мотхуси умер в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, – пояснила я. – Но стадо продолжает навещать его. Слоны стоят тихо и задумчиво, как и люди, когда приходят на чью-нибудь могилу. – Я наклонилась, подняла два позвонка и сложила их вместе.
Некоторые кости растащили хищники, а череп Мотхуси мы забрали в лагерь. Остальные части скелета были такими белыми, что напоминали разрывы в ткани земли. Сами не понимая, что делаем, мы начали собирать их, пока у наших ног не образовалась целая коллекция. Я с пыхтением притащила сюда же длинную бедренную кость. Мы работали молча, зачарованные загадкой жизни и смерти, собирая пазл в натуральную величину.
Когда все кости были сложены, Томас взял палку и начертил линию вокруг скелета слона.
– Вот, – сказал он, делая шаг назад, – мы за час справились с тем, на что природа потратила сорок миллионов лет.
Ощущение покоя окутывало нас, словно вата. Солнце садилось в облако.
– А вы не хотите работать в моем заповеднике? – спросил вдруг Томас. – Там у вас будет масса возможностей наблюдать за проявлениями скорби у слонов. И ваши родные обрадуются, когда вы вернетесь в Штаты, а то они, наверное, скучают по вам.