Я была вся разгоряченная, потная, взбудораженная. Лицо грязное, рубашка в слоновьей слюне. И не вспоминала про Томаса Меткалфа, пока не услышала его голос:

– Оуэн, а что было в дротике? М99?

– Он самый, – ответил ветеринар.

– Я читал, что одной его капли хватит, чтобы убить человека.

– Верно.

– Значит, слониха, в которую вы стреляли, не спала. Она была только парализована?

– Ненадолго, – кивнул ветеринар. – Но, как вы сами видите, никакого вреда ей это не причинило.

– У нас в заповеднике есть азиатская слониха по имени Ванда, – сказал Томас. – Когда в тысяча девятьсот восемьдесят первом году Техас затопило, она жила в зоопарке в Гейнсвилле. Большинство животных погибло, но приблизительно через сутки кто-то увидел ее хобот, торчащий из воды. Слониха пробыла под водой два дня, прежде чем вода отступила, и тогда ее удалось спасти. После этого она страшно боялась грозы, не позволяла купать себя, не наступала в лужи. И так продолжалось несколько лет.

– Не думаю, что десять минут паралича после выстрела дротиком можно сравнить с сорока восемью часами стресса, – сердито пробурчал Оуэн.

Томас пожал плечами.

– Но вы все же не слон, – заметил он. – Как вы можете об этом судить?

Пока Анья вела подскакивающий на кочках «лендровер» обратно в лагерь, я искоса поглядывала на Томаса Меткалфа. Неужели он намекал, что слоны обладают способностью мыслить и чувствовать, способны затаить обиду или простить? Такие представления находились в опасной близости к моим убеждениям – тем самым, из-за которых коллеги надо мной насмехались.

Все двадцать минут, пока мы ехали, я слушала, как наш гость рассказывает Оуэну о Слоновьем заповеднике Новой Англии, и поняла, что мои первоначальные предположения относительно этого человека оказались ошибочными: Томас Меткалф не был ни цирковым дрессировщиком, ни хозяином зоопарка. Он говорил о своих слонах так, словно они были членами его семьи. Он относился к ним совсем как… ну, как я сама. Томас управлял заповедником, куда забирал слонов, содержавшихся в неволе, и давал им возможность доживать свои дни на покое. Сюда он приехал, чтобы узнать, как можно сделать их пребывание в заповеднике больше похожим на жизнь в естественных условиях, ну, как если бы их вернули в Африку или в Азию.

Таких людей я никогда еще не встречала.

По прибытии в лагерь Анья и Оуэн отправились в лабораторию, чтобы внести в журнал наблюдений данные о Тебого. Томас стоял, засунув руки в карманы.

– Знаете что, Элис, – сказал он, – я отпускаю вас на свободу.

– В каком смысле? – изумилась я.

– Я же вижу, что вам в тягость. Вы не хотите возиться со мной, развлекать праздного гостя, показывая ему шоу из африканской жизни. Вы предельно ясно дали это понять.

Мне воздавали по заслугам за грубость. Я залилась краской:

– Простите. Вы оказались не таким, как я думала.

Томас посмотрел на меня долгим взглядом, таким долгим, что его хватило, чтобы направление ветра в моей жизни кардинально изменилось. После чего усмехнулся:

– Вы ожидали увидеть Джорджа?

– И что же с ней стало? – спросила я Томаса позже, когда мы с ним вдвоем ехали на «лендровере» по заповеднику. – С Вандой?

– Потребовалось два года, и я несколько раз промокал насквозь, пока с ней возился, но все усилия окупились: теперь Ванда с удовольствием плавает в пруду.

Как только гость сказал это, я сразу поняла, куда отвезу его. Я переключилась на первую передачу и стала рулить по глубокому песку высохшего русла реки, пока не нашла то, что искала. Слоновьи тропы напоминали диаграммы Венна, отпечатки задних ног перекрывали следы передних. Они были свежие – ровные, четкие круги, еще не заметенные пылью. Вероятно, я могла бы определить, какие следы какому слону принадлежат, если бы захотела, стоило только приглядеться к щербинкам на отпечатке. Умножив длину окружности задней стопы на 5,5, я узнала бы рост слонихи. Это точно была самка, потому что здесь проходило целое стадо – дорожек из следов было много, а если бы тут шел слон-самец, она была бы одна.

Мы находились недалеко от тела Ммаабо. Я подумала: интересно, если эти слоны наткнулись на него, как они повели себя? Выбросив эту мысль из головы, я снова переключила передачу и поехала дальше по следам.

– Никогда не встречала человека, который владеет заповедником.

– А я никогда не встречал человека, умеющего надевать ошейник на слона. Полагаю, мы квиты.

– Почему вы решили организовать заповедник?

– В тысяча девятьсот третьем году на Кони-Айленде жила слониха по имени Топси. Благодаря ей был создан парк развлечений – она возила на спине людей, участвовала в разных шоу. Однажды служитель, который ухаживал за Топси, бросил ей в рот горящую сигарету. Она его прибила – ну надо же, какая неожиданность! – и ее стали считать опасным животным. Хозяева Топси захотели избавиться от нее и обратились к Томасу Эдисону, который тогда как раз пытался продемонстрировать, насколько опасен переменный ток. Он использовал для опыта слониху, и она погибла за считаные секунды. – Меткалф взглянул на меня. – За этим наблюдали полторы тысячи человек, включая и моего прадедушку.

– Значит, заповедник – это своего рода завет от предка?

– Нет. Я вообще не вспоминал про эту историю, пока не поступил в колледж. Будучи студентом, я на летних каникулах подрабатывал в одном зоопарке. Там недавно появилась слониха Люсиль. Это стало сенсацией, слоны ведь всегда привлекают внимание. Владельцы зверинца надеялись, что это поможет им разделаться с долгами и снова выйти в плюс. Меня наняли помощником главного смотрителя, у которого был большой опыт общения со слонами в цирке. – Томас устремил взгляд на буш. – Вы знаете, что к слону ни в коем случае нельзя прикасаться железной палкой, чтобы заставить его делать то, что хочешь? Стоит поднести орудие к уху, и слон мигом отпрянет, зная, что ему грозит боль. Нет нужды упоминать о роковой ошибке, которую я совершил, заявив, что слоны понимают, как плохо мы с ними обращаемся. Меня уволили.

– А я недавно изменила тему научной работы и теперь изучаю проявления скорби у слонов.

Томас перевел взгляд на меня:

– Скорбеть они умеют лучше, чем люди.

Я надавила на тормоз, и мы резко остановились.

– Мои коллеги вряд ли согласились бы с вами. Да что там, они просто высмеяли бы вас. Надо мной здесь постоянно насмехаются.

– Почему?

– Потому что это ненаучный подход. Мои коллеги проводят с помощью ошейников исследования, получают и обрабатывают данные, которые можно измерить количественно. А что такое эмоции? Даже относительно когнитивных способностей слонов единства мнений нет. То, что один исследователь рассматривает как познание, другой считает реакцией, вызванной обстоятельствами и не требующей сознательного осмысления. – Я повернулась к Томасу. – Но позвольте заметить, я могу доказать свою точку зрения. Вы представляете, какие сложности возникают при вмешательстве в жизнь дикой природы? Как вы справедливо заметили Оуэну: этично ли стрелять в слониху дротиком с М99, если она полностью осознает, что мы с ней делаем? Особенно, когда это предшествует выстрелу в голову при выбраковке животных. Но, с другой стороны, если мы откажемся от этой практики, как тогда контролировать численность слонов?