На этом тема была исчерпана, и компания стала расходиться – участникам экспедиции на следующий день надо было очень рано вставать.

Назавтра, заехав предварительно за Штельвельдом и Ивановым, Переливцев подъехал к дому Рудаки, чтобы забрать приготовленные книги, и тут участников экспедиции ожидал сюрприз. Рудаки вынесли книги к машине, и вместе с ними появился пинчер Анатолий Александрович, а чуть позже спустился к машине Урия, который накануне у них заночевал.

И Анатолий Александрович, и Урия стали просить, чтобы их взяли в экспедицию.

– Еще не известно, встретите ли вы там людей – что происходит за пределами города, мы вообще почти не знаем, а вот собак вы там встретите обязательно и без меня договориться с ними не сумеете. «Господа дикие собаки» – народ невоспитанный и агрессивный, – представил свои аргументы Анатолий Александрович, а Урия просто сказал, что подыхает от скуки и готов спать на мешках, а уж таскать мешки готов хоть целые дни.

Рудаки не хотели отпускать пинчера, но ему удалось убедить и их, и участников экспедиции, и вскоре он уже сидел на переднем сиденье рядом с Штельвельдом, а около него Ива положила узелок с его миской и пакет с едой для собак. Урию долго не соглашались брать и взяли только после того, как он пригрозил начать пить «по-черному» и умереть под забором.

– Ладно, пусть едет, – наконец согласился Иванов, возражавший больше других, – не будем брать грех на душу.

– Но учти, – сказал он Урии, – в экспедиции почти сухой закон.

– Не страшно, – бодро ответил Урия, – я сейчас пью мало, и у меня с собой есть.

Он встряхнул своим рюкзаком, и там недвусмысленно забулькало. Иванов только усмехнулся.

Из-за всех этих разговоров и сборов выехали поздно, но дорога была хорошая и где-то через полтора условных часа они уже выехали за город. Людей в городе было мало, изредка еще можно было увидеть прохожего и на окраинах, но за городом уже царило полное безлюдье.

Когда они ехали по окраинам, впервые продемонстрировал свои способности Анатолий Александрович. Из ворот какого-то окруженного забором склада или гаража выскочила и помчалась с громким лаем за машиной стая собак. Анатолий Александрович попросил опустить стекло и коротко тявкнул. Свора немедленно замолчала – собаки уселись на дороге и недоуменно поглядывали то на машину, то друг на друга.

– Что вы им сказали? – спросил Штельвельд Анатолия Александровича.

– Ничего, – ответил тот, – просто я жестом убедил их, что мы едем по своим делам и не представляем для них угрозы, – и добавил: – Но это еще городские, достаточно цивилизованные собаки – дальше будет сложнее.

Поехали дальше. Чем более они удалялись от города, тем хуже становилась дорога. Когда-то это было вполне приличное шоссе, ведущее на юг. Всегда на нем, как помнили путешественники, было оживленное движение. Но это было до катастрофы. Сейчас «землетрусы» и полное отсутствие какого-либо ухода превратили шоссе почти в проселок. Из-за трещин и провалов Переливцеву часто приходилось съезжать на обочину, а один раз они едва вытащили общими усилиями застрявшую в грязи машину. Однако, как утверждал Штельвельд – правда, без особой уверенности в голосе, – до цели путешествия было уже недалеко.

– Вот, кажется, за тем леском надо свернуть налево – там еще водонапорная башня должна быть и мостик такой, – направлял он движение экспедиции, – до темноты будем на месте, у Юхима и заночуем. Так участники экспедиции впервые услышали имя крестьянского просветителя.

Вскоре показалась и упомянутая водонапорная башня, напоминавшая своей опасной кривизной Пизанскую, а вот мостика как раз и не оказалось – речка была, довольно широкая, быстрая и мутная, а от мостика не осталось никаких видимых следов.

– А был ли мостик? – спросил Переливцев, чем явно обидел экспедиционного навигатора.

– Я, самое, с этого мостика рыбу ловил, – заявил Штельвельд, вышел из машины, за ним последовал и Анатолий Александрович, и они стали изучать берег, изредка переговариваясь.

– Давайте поедим пока, – предложил Переливцев, – а то чую я, что придется назад ехать. Эту речку мы не преодолеем – глубина здесь, видно, немалая.

Распаковали и разложили на заднем сиденье бутерброды, Иванов достал бутылку и кружки, и стали ждать, пока вернутся разведчики. Правда, Урия предложил выпить, не дожидаясь, «для согреву», но Иванов был тверд и Урии пришлось примириться с ситуацией. Переливцев, которому как водителю пить не полагалось, потребовал себе бутерброд и стал его задумчиво жевать.

Все наблюдали за разведчиками. А у них там явно завязался какой-то спор – Анатолий Александрович даже хрипловато взлаял пару раз, что было у него признаком волнения или раздражения – воспитанный господин Собчак жестикулировал очень редко. Потом сидящие в машине увидели, как он увернулся от пытавшегося его удержать Штельвельда и бросился в воду. Штельвельд что-то крикнул ему вслед и, махнув рукой, направился к машине, а пинчер, бодро подняв черную головку, быстро поплыл к противоположному берегу, вылез на его пологий склон, отряхнулся и скрылся в кустах.

– Упрямый, как тезка, – возмущался Штельвельд, открывая дверцу, – того из-за упрямства и из губернаторов поперли. Па разведку, видите ли, отправился.

Он сел на свое место, принял от Иванова кружку и бутерброд и сказал:

– Ну что? За удачу.

– Не помешает, – откликнулся Иванов, а Урия просто опрокинул в рот содержимое своей кружки.

Все молча жевали бутерброды, потом Переливцев спросил:

– Есть какие-нибудь признаки моста?

– Странно, ничего не осталось, – ответил несколько смущенно Штельвельд, – а мост-то железобетонный был.

– Не туда ты нас привез, – безапелляционно заявил Урия, но встретив гневный взгляд Штельвельда, тут же пошел на попятную и стал произносить инвективы в адрес украинских ландшафтов, где, дескать, все одинаковое и все села друг на друга похожи, немудрено в таких условиях заблудиться.

– Так что? Назад поедем? – спросил Переливцев, который не любил неопределенных ситуаций.

– Наверное, придется, – согласился с ним Иванов, – дождемся только разведки.

Разведчика пришлось ждать довольно долго. Еще раз выпили и доели бутерброды. Развеселившийся Урия рассказал, как он учит русскому языку Этли. Труднее всего англичанину дается русское склонение. Например, он принялся склонять «мышь», как «дочь» – «мышери», «мышерью», а когда Урия. его поправил, не мог уразуметь, почему так: «дочь» – «дочери», а «ночь» – «ночи».

– Но пить научился, – продолжал свой рассказ Урия, – пьет, почти как русский, скоро и язык выучит, потому что русский без пол-литра выучить нельзя.

Путешественники согласились с этим очевидным тезисом, а тут как раз и вернулся изрядно продрогший разведчик. Его вытерли специально переданной для этой цели Ивой Рудаки попонкой, и, слегка перекусив, он начал свой отчет.