Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Народ, Дима, наш великий и страдающий народ.
– Ну.
Никогда бы не подумала, что эта звезда такая тупая. Как он книжки-то писать умудряется?
– Голливуд заказал нам с Антоном блокбастер.
– То есть. И в Америке уже все известно?
Я многозначительно промолчала.
Рыков задумался. Он мял ладонями свои жирные щеки, морщил лоб, сопел и кряхтел, свозил пальцами до подбородка толстые губы, чесался, вытирал пот, вздрагивал, как паралитик, шевелил бровями, видно, репетируя покаянную речь.
Любое действие, если оно ходит по кругу, рано или поздно приедается. Вот и мне надоело.
– Ладно, я пошла.
– Стой! – Он вскочил, ищуще схватил мою руку, мокро присосался к ней горячим дрожащим ртом. – Я придумал!
* * *
План, предложенный Рыковым, был очень хорош! В полной мере я это оценила, когда залегла в уютную норку между стеной и рядом кресел в комнате отдыха. Позади торчала глухая переборка, впереди – диван и три кресла, в щели между которыми мне была превосходно видна вся комната отдыха, а главное – площадка, где восседали мятежники. И расстояние между нами приличное – дыхания моего не услышат и духов не учуют.
Все-таки не зря Димку считают хорошим писателем и награждают всякими премиями – придумывает он здорово! И всю ситуацию просчитывает до мелочей. То есть сначала я, замаскировавшись под свернутый ковер, лежу, слушаю и пишу на диктофон все коварные планы заговорщиков. Потом вбегает Димка и орет благим матом: «Пожар!» Все разбегаются по каютам, я спокойно выхожу, прячу компромат в сейфе у капитана, а потом мы вместе с Димой идем в логово заговорщиков и.
Чем отличается хороший журналист от писателя? Тем, что он работает исключительно с фактами и не смеет позволить себе ни капли домысла. А писатели. Конечно, им легче. Их мир – вымышленный. Куда хочу – туда ворочу. Не понравилось одно развитие событий – гони второе, третье, и так до полного безобразия. Когда у меня совсем не останется сил на профессию, я тоже переквалифицируюсь. Для себя-то пожить тоже надо! Сиди дома за компом и сочиняй.
Ни опасностей, ни интриг. В Куршевель – исключительно на отдых, в Монако – на званый прием, а сюда, на полюс, я вообще не поеду. Льды до того времени все равно не растают, Арктида из пучины вод не поднимется. Зачем себя насиловать? Но это – потом. Сейчас я ощущала себя Штирлицем и Мюллером в одном лице, потому что никак не могла определиться, где наши, а где чужие. Фактуры не хватало. Да и эмоции захлестывали меня так, что один резидент в них просто бы захлебнулся, вот и приходилось уравновешивать.
Заговорщики, как сказал Рыков, обычно сидят в самом центре комнаты вокруг низкого круглого столика. Раскладывают на нем бумаги и – работают. В чем именно заключается работа – Димон не знал. Сначала вроде каждый писал что-то на своем листке, потом передвигал другому, взамен получая бумажку предыдущего по цепочке товарища. Так они и гоняли эти листки по кругу днями, а то и ночами. Что в листках – Дима не видел, но был уверен, что это такой тренинг, когда берется кандидат в президенты и каждый пишет на листке свои «за» и «против». Потом все суммируется и анализируется.
Лень ему было, толстому борову, хоть пяток минут с ними посидеть, когда разговор о деле шел. Как я поняла, только на коньяк приходил. Засосет стакашек, перекинется парой фраз – и к себе в каюту. А страна – лети себе в тартарары. Плевать. Вот и еще одно отличие: у журналиста сердце от боли за отчизну разрывается, а писателю – трын-трава!
Отдельно следовало решить вопрос с Боковым. Чтоб не носился как оглашенный по атомоходу, разыскивая пропавшую любимую. С него станется. Творческая личность, истерический тип. Еще выкинется за борт в пылу горя, решив, что я его бросила, разыскав Чурилина.
На Чурилине-то я сыграла. Скромно оповестила Антошу, что пойду искать Павлика.
На самом деле, когда все закончится и я припру к стенке подлых путчистов, Антону придется сказать правду. Скромно так изложу цепь событий и предложу именно эту ситуацию с мятежным ледоколом сделать основной сюжетной линией будущего блокбастера об Арктиде. Это же находка! То есть действие будет происходить как бы в двух временных измерениях: прошлом и нынешнем. Типа, подлые заговорщики мечтают заняться переустройством мира, захватывают атомоход, начиненный ядерным топливом, и угрожают мировому правопорядку. С ними вступает в неравный бой влюбленная пара – красавица журналистка и знаменитый художник. Он раскрывают коварные планы и путают мятежникам все планы. То есть спасают мир, который находится буквально на волосок от гибели.
Так, стоп. А при чем тогда Арктида?
Да при том!
На помощь отважным путешественникам приходят древние жители Арктиды, которые на самом деле никуда не исчезли, а пребывают в четвертом измерении, дожидаясь своего часа. Но поскольку планете Земля грозит гибель, арктидцы, то бишь гиперборейцы, вмешиваются в ход событий, конечно же на стороне наших, то есть в данном случае меня.
Как все это произойдет, пока неясно. Потом придумаю.
Что, не купится Боков на такой поворот сюжета? Еще как купится! Ноги мне целовать станет от восторга! А в титрах мы напишем: «Фильм основан на реальных событиях».
Голливуд вздрогнет. Да что там Голливуд! Мир встанет на уши!
Короче, я догнала Антошу с капитаном, которые все еще продолжали обзорную экскурсию по «Ямалу», отозвала в сторонку и сказала, что поищу Павлика. Боков сначала дернулся: типа, я с тобой, а потом обмяк. Ясно, после того как я напомнила, что Чурилин никого не хочет видеть, и если поймет, что я не одна, вообще забьется в какую-нибудь щель и меня посчитает предательницей. Наносить же надежде мировой живописи жестокую моральную травму мне, как представителю самой гуманной профессии, никак не хочется.
– Дашуня, но ты надолго-то меня не покинешь? – жалобно проговорил Боков и нежно поцеловал меня в лоб.
– И не надейся! – чмокнула я его ответно в кончик носа.
Чурилина, конечно, и в самом деле пора было бы найти, но, с другой стороны, куда он на фиг денется с подводной лодки? В смысле с ледокола? Не могу же я дело государственной важности поставить ниже личных интересов? Вот именно.
А с Антошей мы поженимся прямо на церемонии «Оскара». Так и придем туда: я – в роскошном подвенечном платье, а он в белом смокинге. Пусть знают.
Когда путешествующий народ дружными рядами повалил в сторону ресторана – на ужин, мы с Рыковым тихо проникли в комнату отдыха. Дима отодвинул от стены кресла, вытянул из-под центрального столика круглый ковер, впихнул его в образовавшуюся щель. Я угнездилась среди шерстяных складок, пробуравила себе смотровое окно, и Рыков прикрыл меня свободной полой ковра. К операции по внедрению в самое логово заговорщиков все было готово.
– Ну, я пошел? – неуверенно спросил писатель. – Может, еще на ужин успею.
Нормально, да? Один – в засаде, рискуя здоровьем и жизнью, а второй пойдет пузо набивать. А на шухере кто останется? А если мое убежище раскроют? Придет, допустим, уборщица, комнату пылесосить. Где ковер? Нету. Примется искать. И найдет. Что я скажу? Что у меня каюта маленькая и я тут поспать решила?