– Я запомню, – без тени иронии сказала девушка. – Мезенцева, ты свидетель, что это обещание было дано.

– Ага, – отозвалась Женька, мастерящая очередной бутерброд.

О как. Я не то, чтобы пошутил, но близко к тому. Подобная фраза – норма вещей, все говорят в тех или иных случаях, что за ними должок, но никто никогда никому его выплачивать не собирается.

Но вот только, похоже, не в данном случае. Не знаю почему, но, кажется, с меня его взыщут целиком и полностью.

– Спасибо за чай, – чародейка из отдела 15-К встала с табуретки. – Поеду домой. Мезенцева, мне в другую сторону, но, если хочешь, могу тебя подбросить до метро.

– Езжай, – отмахнулась Женька. – Я остаюсь, потому что не все еще доела. Смолин мне потом такси вызовет. Он богатый, с него не убудет.

– Как скажешь, – даже не стала спорить Виктория. – Саша, проводи меня.

Уже у самых дверей она остановилась и произнесла:

– Не обижайся на нее. И не обижай. Женя славный человек. А характер… Он у нас всех не сахар. Просто не всегда понимаешь, что слова – это только слова, и не видишь за ними того, что есть на самом деле.

– Хорошо, – пообещал я, хотя и не со всем вышесказанным был согласен. – Постараюсь.

– Постарайся, – одарила меня на прощание неожиданной улыбкой Виктория и сама прикрыла за собою дверь.

– Грустная и красивая, – сообщил мне Вавила Силыч, невесть откуда взявшийся здесь. – И чародейство знает.

– Как есть волшебница, – подтвердил я.

– Чародейство и волшба – разные вещи, – пояснил Вавила Силыч. – Ты их не путай.

– О боги! – вздохнул я. – Как все непросто!

– Понятное дело, – даже не стал спорить подъездный. – Простого вообще в мире ничего не бывает. Даже таракан – и тот не просто так усами шевелит.

– Надо будет нам с тобой как-нибудь сесть за стол, и ты мне детально объяснишь, чем отличаются волшба, чародейство и к какой отрасли магии относится порча.

– Сам разберешься, – отмахнулся от меня подъездный. – А не разберешься – невелика беда. Ты ведьмак, тебе оно не надо.

А на кухне тем временем Евгения методично и последовательно уничтожала все съестное, стоявшее на столе. Напротив нее сидел мрачный как туча Родька и провожал взглядом каждый кусок, который она поглощала.

– Хоть обсверкайся глазами, на меня это не действует, – с набитым ртом сообщила моему слуге Мезенцева и цапнула новый кусок хлеба. – Лучше еще сырку подрежь.

– Нету больше, – проворчал Родька. – Кончился!

– Вот он у тебя жадина! – сообщила мне Женька. – И вредина! Наш Афонька и то лучше. И добра твой куркуль не помнит!

– Какого это добра? – возмутился Родька. – Пока кроме убытков да ругани с хозяином от тебя ничего хорошего наш дом не видал.

– А кого я печеньками в придорожном заведении кормила? – ехидно произнесла Мезенцева. – Летом еще? И слова не сказала, когда ты их все к себе в рюкзак утащил. А теперь кое-кому для меня даже сыру жалко.

– Нету сыра! – упрямо пробормотал Родька. – Нету! Если хочешь – вон целый чайник кипятку. Хоть залейся!

– Да и леший с тобой! – встала из-за стола Женька. – Нет и не надо. Смолин, до чего у тебя жадный сожитель, ужас просто!

– Он не сожитель, он слуга, – пояснил я. – Это разные вещи. Слушай, ты мне лучше скажи – а чего Виктория все время такая смурная? Вроде молодая женщина, красивая, умная, но по повадкам чисто Снежная Королева.

– Да у нее несколько лет назад любимого убили. – Женька, проходя мимо Родьки вдруг нагнулась и чмокнула его в черную кнопочку носа. – Спасибо, милок, и за еду, и за вежливое обхождение!

Родька возмущенно заверещал и начал вытирать нос лапами.

– Так вот, – Мезенцева, не обращая ни малейшего внимания на происходящее за ее спиной, легко, словно пританцовывая, направилась в комнату. – Как его убили, так и ее словно подменили. Раньше, если верить рассказам коллег, она была живчиком почище меня. Не знаю, сама не видела, но врать народ вряд ли станет. Да и этого парня, Германа, я тоже не застала, потому как была назначена как раз на его место. У нас, Смолин, тоже есть четкое количество штатных единиц, и когда одна выбывает, то на ее место сразу берут другую. Когда-нибудь и на мое кого-то возьмут. Когда я погибну при выполнении служебного задания.

– Типун на твой длинный язык, – не выдержал я, следуя за ней. – Мелешь вечно не знаю что…

– Волнуешься? – Женька оперлась на мое плечо. – Приятно. Но, увы, увы, в нашем отделе по-другому не бывает. Знаешь, у нас даже поговорка есть: «никто и никогда». В смысле – никто и никогда по своей воле из 15-К не уходит и своей смертью не умирает. Так что это только вопрос времени. Сначала мне тоже жутковато было, а потом привыкла и смирилась. О, знакомые все лица!

Мезенцева подошла к шкафу, где на одной из полок стояла так и не убранная фотография Светки.

– Это твоя бывшая, – Женька взяла с полки рамку и хихикнула. – Как мило! Как трогательно! Ты даже хранишь ее фотку! Смолин, не знала, что ты так сентиментален. И даже пыли на ней нет. Ой, это что-то!

– Стоит и стоит, – невозмутимо произнес я. – Хлеба не просит. И потом – я же не говорил, что наш с ней брак был неудачным. Что-то не срослось, что-то не получилось, но это не повод жечь все мосты. Нет, ты-то наверняка при расставании с молодым человеком совместные фотки ножницами режешь и все памятные предметы торжественно кремируешь. Но не все же такие, как ты?

– Не знаю почему, но почувствовала себе дурой, – призналась Женька. – А ты не так прост, как я думала. Или это тебе стены помогают? Твой дом – твоя крепость.

Она еще раз посмотрела на фотографию, поставила ее на старое место, потом подумала и толкнула пальцем так, чтобы та упала лицом вниз.

– Тот случай, когда даже не знаю, как поступить правильно. По уму, надо уезжать, потому что так будет верно. А самой хочется остаться. Только ты не строй иллюзий, Смолин, не в тебе дело. Будь на твоем месте кто-то другой, было бы то же самое. Просто осень пришла. Везде серо, сыро, холодно. Хочется тепла, хотя бы иллюзорного.

– Оставайся, – предложил я. – В чем же дело? Тем более что ты для себя все уже решила.

– Это просто одна ночь, – предупредила меня Мезенцева. – И все!

– Кто бы спорил, – усмехнулся я. – Да меня наши не поймут, что там, что там, если узнают, с кем я связался.

– Какие «наши»? – опешила Евгения.

– Одни в банке, вторые – там, в темноте, – я махнул рукой в сторону окна. – А как ты хотела? Для первых ты мент, для вторых сыскной дьяк. Куда там Монтекки и Капулетти, тут противоречия посерьезней. Это, Женя, не просто грехопадение выходит, это…

Ну это я, конечно, преувеличил. Ни там, ни там до меня никому дела не было вовсе никакого. Потому что ни там, ни там я особо никому не нужен был. Но звучало-то красиво. Импозантно, я бы сказал.