— Это потому, что Ленин ваш мужика только на улице встречал, а поля на картинке видел — и присматривался долго, чтобы понять, где там на полях булки растут. Мы своим мужикам трактора в аренду сдаем, за долю в урожае. А трактористы у нас — рабочие, не крестьяне, за зарплату работают и машины обихаживают. Мы их особицей обучали — и обучили не зря. Мужика понимать надо и воли ему особой не давать. Не потому, что закабалить его хочется, а потому, что мужик еще глуп.

— Но у любом случае тракторов у нас просто нет.

— Так делайте! Заводы стоят, вообще ничего не выпускают — а у вас тракторов нет. Таким манером и не будет их, что же вы хотите?

— Да не годятся заводы эти…

— Заводы — годятся, рабочие — годятся. Всё годится, разве что станки какие, причем немногие, за границей купить нужно.

— Так не продают!!!

— Неправда. Это вы не покупаете, а денежки вагонами вывозите, якобы для мировой революции. А мы вот особо денежки на революцию не тратили, станки купили — и нынче один маленький завод в Петровском Заводе выделывает тракторов этих по три десятка в сутки.

— А нам их дадите? Ну, за деньги хотя бы…

— В апреле на Путиловском тоже начнут трактора выделывать, хотя пока и понемногу. Я бы еще три-четыре завода под производство такое задействовал, но даже в Петербурге их забрать такими трудами получилось! Да и многие другие заводы под это дело необходимо будет запустить…

— То есть вы знаете, как голод победить?

— Вы тоже знаете. Но снова скажу: пока у ЦК честных людей меньшинство, быстро победить его не выйдет. А про правительство я вообще не говорю: там болтун на болтуне сидит и болтуном погоняет.

— А если вас во главе правительства поставить, вы бы победили голод и разруху?

— Наверное да, но не сразу. Года два потребуется, быстрее навряд ли получится. Впрочем, разговор сей пустой, революцию, чтобы нынешнее правительство убрать, мы всяко творить не будем: не выдержит Россия еще одной революции.

— Революции, говорите? Ну да, не выдержит. А если пойти путем эволюции?

— Это как?

— По результатам Съезда принято решение о формировании комиссии Политбюро, целью которой будет подготовка предложений об объединении всех Советских республик, и я назначен председателем этой комиссии. У меня практически нет сомнений, что объединение такое произойдет еще в нынешнем году — а объединенной стране нужно будет и новое единое правительство. И вот что я по этому поводу сейчас думаю…

Лето двадцать второго года в плане урожаев в Черноземье оказалось даже хуже лета двадцать первого. Однако в плане голода оно стало гораздо менее разрушительным: за зиму из Канады, США и даже в большей части из Аргентины было доставлено почти двести миллионов бушелей зерна. А еще из Мексики привезли полмиллиона тонн черной фасоли (упорно именуемой в тех краях бобами). Закупками заведовал Николай Павлович, а деньги на это собрали товарищи Ленин и Троцкий. То есть они далеко не сразу сообразили, что деньги они собрали на продовольствие, но благодаря работе товарища Петрова, включенного в ЦК Помгола, почти два миллиарда рублей, конфискованных у церквей в виде драгоценностей и денег, были переданы практически полностью возглавляемой Андреевым Комисси по закупкам продовольствия. Вот только собственно на продовольствие эта Комиссия потратила всего лишь треть переданных ей средств, даже чуть меньше — а остальное Николай Павлович «вложил в предотвращение голода в будущем», за что подвергся ожесточенной критике со стороны Владимира Ильича. Ленин вообще предложил распустить Помгол и арестовать всех его членов — однако его мнение было всеми проигнорировано. По одной простой причине: в верхушке партии большинство (включая, кстати, и товарища Троцкого) пришли к выводу, что «старик окончательно спятил» и все его требования и предложения просто пропускали мимо ушей.

А вот идеи товарища Бурята в руководстве партии пользовались популярностью. Ведь этот странный товарищ организовал распашку примерно миллиона десятин залежных земель в Верхнем Поволжье и на Вологодчине и Псковщине ­ и с этих полей одного зерна было собрано девяносто миллионов пудов. Разного зерна, большей частью ячменя и ржи — но зерна получилось по-настоящему достаточно, чтобы народ с голоду не помирал. А еще было собрано весьма приличное количество картошки, капусты и — что сильно вдохновило крестьянские массы — тыкв. Вообще-то тыквы пока еще не стали по-настоящему массовым продуктом, но когда есть нечего, то в массы что угодно пойдет. А уж кабачки, которые «испокон века выращивались», стол простого пролетария или крестьянина сделали не просто сытным, но и вкусным.

Хотя на самом деле стол сделали вкусным не просто кабачки, а ставшие необыкновенно популярными блины, в тесто для которых натертые на терке кабачки добавлялись. Или, правильнее сказать, в натертые кабачки добавлялась мука. А жарилось все это на пальмовом масле: Николай Павлович «очень вовремя» вспомнил свои путешествия в Африку, а вот сообразить, что пальмовое масло и кокосовое — это продукты разные, не смог. Впрочем, от этого никто не расстроился: пальмовое масло прекрасно подходило не только для выпечки блинов, но и для жарки многого другого, а по цене оказалось даже дешевле масла постного…

Конечно, чтобы получить это хоть и очень скромное, но благополучие, потрудиться пришлось изрядно. Выпустить на поля русского Нечерноземья восемь с лишним тысяч тракторов (из которых «лишними» стали полторы сотни, все же изготовленные на Путиловском заводе), с керосином для этих тракторов поднапрячься более чем прилично — но результат того стоил: страна худо-бедно, но обеспечила себя едой.

А когда есть чем рабочего накормить, то оказывается, что этого рабочего на работу нанять становится чрезвычайно просто. Любого рабочего: и металлиста, и шахтера, и стекольщика какого-нибудь. Потому что еда — она продается за деньги, а чтобы получить деньги, нужно как раз пойти и поработать. Причем не просто хорошо поработать, но и дисциплинированно: за прогул одного дня зарплата сокращалась на величину двухдневного заработка, причем и за день прогула ничего не платилось. А за три прогула человека просто увольняли, а за попытку по этому поводу бузотёрить — сразу отправляли в тюрьму на три месяца. И в тюрьме такой рабочий не просто сидел, спокойно пожирая продукты, а трудолюбился уже исключительно за прокорм: при невыполнении установленной норма человеку пропорционально сокращали дневную пайку…

Так что двадцать второй год прошел относительно спокойно: и рабочие увидели «свет в конце тоннеля», и