Для палеоантрополога в пещерах Стеркфонтейна и соседнего Сварткранса скрывается ключ к обширному пласту знаний. Уже около века палеонтологи ведут раскопки в пещерах, разбросанных в пустыне к западу от Йоханнесбурга. За это время здесь были найдены сотни окаменелых останков обезьян и первых гоминид, в том числе и хорошо сохранившиеся скелеты, возраст которых, возможно, превышает три миллиона лет. В регионе, ныне включенном в список объектов Всемирного наследия, были обнаружены наиболее древние из известных свидетельств использования огня (около миллиона лет до н. э.). Брейна особенно заинтересовал тот факт, что многие из найденных окаменелостей (кости гоминид и других животных) свидетельствовали о нападениях хищников. Как и сегодня, в те далекие времена большие кошки и гиены часто появлялись в этих пещерах. Найденные останки позволяют более или менее точно представить себе, как складывались наши взаимоотношения с крупными опасными животными.

Вне всяких сомнений, мир, населенный нашими далекими предками, был полон опасностей: человек был гораздо мельче, а все остальное — куда крупнее, чем теперь. Наши хищные соседи, в чьих глазах мы были довольно скромной добычей, превосходили нас по всем статьям. Эта долгая и опасная эпоха нашего раннего развития еще до того, как мы начали пользоваться орудиями труда и огнем, вполне могла нанести ту самую рану, о которой пишет Робинсон Джефферс в своем безымянном стихотворении, задаваясь тем же непростым вопросом:

Когда же наступила эра человека? Попробую угадать.

Со сменой климата погибли великие северные леса,

Вынудив человекообразных обезьян спуститься

с деревьев…

И ступить на зеленый ковер, укрывавший землю.

Они охотились на мелкую дичь. Но крупные плотоядные,

Тигр и пантера, а также страшный неуклюжий медведь

И бесконечные волчьи стаи

Превратили их жизнь в сон смерти.

Человек видит этот сон и убивает от ужаса.[120]

Эти строки были написаны более полувека назад человеком, далеким от науки, однако вся рассказанная им история, сопоставляющая изгнание из рая и болезненный спуск с относительно безопасных деревьев, не противоречит тому, во что сегодня свято верует большинство палеонтологов и палеоботаников. Если судить по свидетельствам, найденным в Трансваале, в ущелье Олдувай и в других местах, спустившись с ветвей, мы весьма ощутимо ударились о землю, но назад пути уже не было. До того как два с половиной миллиона лет назад Homo habilis, человек умелый, пришедший на смену австралопитеку, начал использовать орудия труда, у нас практически не было способов защитить себя. Все, что мы имели, это бинокулярное зрение, хороший слух, неплохо развитое обоняние и мозг — всего на треть меньше того, каким мы обладаем сегодня. Другими словами, тогда мы не так уж далеко ушли от павианов и шимпанзе.

Естественно, на протяжении многих — возможно, тысяч — поколений кошки учили своих детенышей охотиться на приматов. Львы, встреченные Элизабет Маршалл Томас в пустыне Калахари, вроде бы были «приучены» не есть человечину, но иной раз бывает и наоборот. Один из наиболее страшных периодов львиного людоедства в районе Нджомбе на территории современной Танзании пришелся на 1932–1947 годы. За это время один-единственный прайд, состоявший из пятнадцати львов, убил около полутора тысяч человек. Кошмар закончился, когда Джордж Рашби, легендарный британец, начинавший как охотник на слонов, а потом ставший инспектором по охране животных, истребил весь прайд — одного льва за другим. На это у него ушел целый год. «Если людоед в течение длительного времени убивает и пожирает людей[121], — писал Рашби в своих воспоминаниях „Нет больше слонов“ (No More the Tusker), — он становится просто сверхъестественно хитрым. Для того чтобы выследить и уничтожить такого льва, требуется очень много сил и времени».

Хищникам, как крупным, так и мелким, присуща манера, которую принято деликатно называть «избыточной охотой», хотя на самом деле это выглядит как внезапная бессистемная бойня. Львы Нджомбе убивали иначе, но в принципе подобное поведение свойственно львам, а также леопардам, тиграм, волкам, гиенам, белым медведям, китам-убийцам и ряду других хищников. Вскоре после истребления прайда людоедов в Нджомбе один из коллег Рашби стал свидетелем подобной бойни в национальном парке Крюгер, в четырехстах километрах к востоку от Стеркфонтейна. Выполняя егерский рейд, полковник Джеймс Стивенсон-Гамильтон натолкнулся на сцену кровавой резни — прайд львов уничтожил целую группу павианов. По всей видимости, обезьяны направлялись к роднику и не заметили отдыхавших неподалеку львов. «Павианы были так напуганы[122], что даже не пытались спастись бегством на деревья, которые росли вокруг, — писал Стивенсон-Гамильтон, — они попросту закрыли лица ладонями, а львы сбивали их с ног направо и налево мощными ударами лап».

Полковник мог бы употребить те же выражения, случись ему описывать ужас крестьян при нападении разбойников. Особенно болезненно воспринимается реакция павианов: вместо того чтобы попытаться спастись, они искали последнего прибежища в темноте — закрыв глаза ладонями. И тем более настораживает эта картина, когда думаешь, что люди поступили бы точно так же. Вероятно, именно потенциальная опасность такого нападения удержала павианов Стеркфонтейна от бегства в ночь, когда их напугал Брейн: лучше пусть погибнет пара животных, чем вся группа.

Даже спустя миллионы лет становится страшно, когда представляешь себе семью австралопитеков, оказавшуюся посреди вельда, в отдалении от дерева, на которое можно было бы вскарабкаться и спастись. И вряд ли таких случаев требовалось много, чтобы заставить всех вокруг дрожать от страха. Даже сегодня присутствие одного-единственного хищника-людоеда может парализовать целый район до такой степени, что люди не выходят из домов, хотя в поле остается гнить несобранный урожай. Такого рода паралич охватил и поселок Соболиный, несмотря на то что у большинства его жителей имелись ружья. При встрече с опасностью подобного масштаба боевой дух подчас безнадежно угасает. Закрытое руками лицо — это символическая попытка спрятаться; ночлег в укрытии был для наших предков примерно такой же, пусть и менее иллюзорной, надеждой отгородиться от повседневных кошмаров наяву, прикинуться, будто они исчезли — хотя бы до рассвета.

В этом сценарии человек предстает не в лучшем свете. С другой стороны, существа, которым удалось выжить и размножиться в столь враждебной среде, способны, надо полагать, на что угодно. Со временем с них сталось бы заполонить всю планету — что мы и сделали. С этой точки зрения Южную Африку следует считать не столько колыбелью человечества, сколько его горнилом. Если саванна была такой, какой ее представляют Брейн и ряд других ученых, то она являлась прекрасным тренировочным полигоном для людей — неповоротливых, слабых, тонкокожих, но на редкость сообразительных существ. По мнению эволюционистов, непростая среда обитания обеспечила необходимый отбор, обусловивший наше развитие, то есть стала «оптимальным вызовом», если пользоваться терминологией Арнольда Тойнби.