Разговоров почти не слышалось. Все еще раз проверяли снаряжение, сбрую – седла, уздечки, подпруги, а потом и оружие. У каждого имелась запасная тетива, и у меня тоже, я держал ее в саадаке рядом с луком. Я проверил тетиву, которая уже была надета на лук, насколько туго она натянута. Все было в порядке. Я вытащил меч из ножен и потратил несколько минут, затачивая оба его лезвия. Потом проверил кинжал. Осмотрел колчан, убедился, что он полон стрел, затем закрыл его клапаном на случай, если снова пойдет снег. Подъехал Нергал.

– Все готово, принц.

Я надел шлем и сел в седло.

– Очень хорошо. Рога убрать, никаких сигналов. Передай, чтобы по команде выдвигались вперед, и скажи всем держать ушки на макушке. Мы можем сразу наткнуться на позиции легиона.

Он отдал честь и отъехал, и через несколько минут сотни людей начали садиться в седла. Я пустил Рема шагом и подъехал к месту, где во главе своих амазонок стояла Галлия.

– Держись ближе ко мне, – велел я ей.

– Не беспокойся. Я буду тебя оберегать.

Я улыбнулся и затем занял свое место во главе трех колонн. Оглянулся вправо и влево, дождался, когда подойдут передовые сотни, каждая построенная по трое в ряд, а затем послал Рема вперед, на юг. Когда мы двинулись, с неба снова посыпались снежинки.

Через два часа почти стемнело, небо затянули тяжелые темно-серые тучи, из которых на землю сыпалось все больше снега. Мы больше никого не встретили, а дорога покрылась белым настом, и нам пришлось сбавить ход, чтобы лошади меньше скользили на обледеневших камнях. Впереди я с трудом мог различить прибрежную равнину, а горы, тянувшиеся слева, закрывал падающий снег. Вокруг царило молчание, только Рем изредка пофыркивал, да слышался глухой стук его копыт о землю, но я вдруг услышал какой-то новый звук, словно ветер засвистел, промчавшись по долине. Чем дальше мы шли вперед, тем сильнее становился этот звук, превратившись, в конце концов, в хор тысяч голосов, выкрикивающих боевой клич, а потом я различил впереди оранжевые отсветы от сотен лагерных костров и понял, что это крики сражающихся людей – воины Спартака пытались прорваться через римский палисад.

На них были римские кольчуги и шлемы, они несли римские щиты и длинные римские копья. Центурионы, старшие командиры и рядовые легионеры высыпались из лагеря и отчаянно пытались построиться в боевые порядки на мертвом пространстве между их палатками и частоколом. Всадники, галопом проносящиеся мимо них, оказались всего лишь вспомогательными частями, предназначенными для того, чтобы не дать войску рабов вырваться отсюда. Когда же мимо них начали продвигаться конники Буребисты, некоторые римляне даже стали их приветствовать как своих товарищей по оружию, только конных, и так их и приветствовали, пока не затрубили рога нашей конницы, давая сигнал развернуться влево, а затем подав команду к атаке. Всадники все как один опустили копья и галопом двинулись на дезорганизованные центурии пораженных римлян, пронзив остриями передние ряды, а затем начали рубить мечами тех, что стояли позади. Центурии, которые первыми подверглись нападению конников Буребисты, не имели ни малейших шансов уцелеть; они просто рассыпались, развалились, как глиняный кувшин под тяжелым сапогом. Дикие крики конников дали понять, что одержана триумфальная победа, когда они буквально врезались и глубоко проникли в гущу римлян. Это оказалась самая легкая победа, какую только изведали мои люди.

Тут подоспели драгоны Нергала и мой и тоже бросились вперед, к частоколу, который в вихре кружащихся снежинок возвышался перед нами, освещенный жаровнями, установленными на всех платформах сторожевых башен, и факелами, воткнутыми через равные промежутки в землю на всем пути от лагеря легиона до палисада. Башни отстояли друг от друга на сто футов и имели по три боевых платформы, с которых лучники и пращники сыпали смерть на наших товарищей, что атаковали их с противоположной стороны частокола. Я напряг глаза и сумел разглядеть несколько случайных дротиков, которые кто-то метнул в сторожевые башни прямо передо мной, а легионеры, стоящие наверху всего палисада, продолжали метать дротики вниз.

– Очистить платформы от легионеров! – крикнул я лучникам, скакавшим позади меня.

Всадники рассыпались в обе стороны, построились в одну линию, остановились и начали стрелять по палисаду и башням. Легионеры, которые стояли на платформах, укрываясь за остриями частокола, смотрели в противоположную от нас сторону, и в них нетрудно было попасть, несмотря на скудный свет и крутящийся снег. Вскоре все они попадали, сраженные стрелами; по большей части они оказались убиты еще до того, как успели оглянуться и увидеть, кто на них напал. Это была еще одна легкая победа, мы словно смели снег с подоконника.

Я обернулся к своим людям:

– Спешиться! Нам надо взять эти башни! – Галлия оказалась рядом со мной. – Когда мы очистим эти две башни, бери своих женщин, веди их к ограде, и попытайтесь с помощью лошадей ее свалить!

Сам я повел две сотни вперед, к башням. Каждый четвертый остался позади, с лошадьми. Вокруг нас уже кипел бой. Я выкрикнул команду одной сотне штурмовать башню слева, а вторую повел на правую башню. В нас летели разные снаряды – стрелы, свинцовые снаряды, дротики. Возле моего уха просвистело что-то, когда я добрался до лестницы, ведущей наверх, на платформу. На земле валялись мертвые римляне, проткнутые стрелами, но многие были еще живы, они стояли надо мной и метали снаряды в моих конников. Я забросил лук за спину и начал подниматься по лестнице, которая привела меня к квадратному отверстию в центре нижней платформы. Я рассчитывал, что мой римский шлем обманет защитников платформы, они подумают, что я свой; иначе быстро соображающий легионер вполне может снести мне голову с плеч, как только она покажется из этой дыры в полу. Следом карабкались мои люди.

Я взбежал по лестнице, вылез через люк на платформу, которая была с трех сторон огорожена плетенными из прутьев щитами. Позади щитов стояли лучники и легионеры, они метали вниз стрелы и дротики, в воинов Спартака. Они смотрели в другую от нас сторону, пока мы взбирались по лестнице, но так было только до тех пор, пока один из них не обернулся, чтобы взять следующий дротик из кучи, сваленной на платформе. Он замер в ужасе, когда увидел нас, и тут же умер – один из моих воинов всадил стрелу ему в грудь. Мы тут же натянули луки и засыпали остальных стрелами. Большинство римлян так и не узнали о нашем приходе – мы перестреляли их на месте. Я выхватил из колчана вторую стрелу и крикнул своим людям, вылезающим из люка:

– Все наверх, быстрее, надо очистить башню!

И они пошли дальше, по следующей лестнице, которая находилась прямо за моей спиной. Последний римлянин на этой платформе был убит, когда один из моих воинов вонзил меч ему в пах, а потом схватил его осевшее тело и перекинул через плетеный щит. Я подбежал к краю платформы и посмотрел вниз, ошеломленный зрелищем, которое предстало перед моими глазами.

Перед башней, справа и слева, насколько можно было видеть в темноте, толпились тысячи воинов, подняв горизонтально над головами щиты и прикрываясь от потока снарядов, летящих в них сверху. В гуще людей там и тут ярким пламенем горели вязанки прутьев, сброшенные с верхних платформ сторожевых башен. Я почувствовал запах горящей серы и понял, что римляне пустили в ход зажигательные снаряды; сера, конечно же, смешана с варом, битумом и древесной смолой.