Впрочем, закончилось-то всё хорошо! Галоша ожила, а Женя как раз достиг точки кульминации. В темноте я видел его горящие глаза (как два китайских фонарика в лунную ночь), а потом они враз потухли – спустя одну десятую секунды с момента финального выброса.

Галоша скинула обмякшего Женю с себя, перекатила его на живот и села сверху, без всякого перехода приступив к восстанавливающему массажу. И сил в ней оказалось столько, что я даже начал сомневаться, что еще пару мгновений назад видел ее распластанной на полу и не подающей признаков жизни. Вот такой энергетический обмен!

Галоша делала массаж и одновременно рассказывала Жене страшные сказки из репертуара отмороженных питерских панков (многие панки были ее закадычными друзьями).

Вот первая:

Возвращается как-то панк с прогулки. Хаер торчит, как и положено, перпендикулярно голове – волосок к волоску и цвета детской неожиданности. Вдруг видит – через двадцать метров его поджидает черт.

– Здорово, Унитаз! – говорит черт так елейно-елейно и заглядывает панку в глаза. – Откуда такой лощеный, нарядный, гладкий?

– Привет, черт! – панк вынимает из кармана пачку «Дымка» и сует её черту под нос. – Закурим по одной на брудершафт?

– Закурим, а чего ж не закурить? – черт не возражает. – Вот только уговор, ты мне даешь одно легкое в аренду, чтобы легче было глотать дым! А я тебе взамен (пока курю), покажу, в чем скрыто настоящее панковское счастье!

Панк подумал и согласился. А что? Легких-то целых два, для «Дымка» и одного хватит. Чай не «Партагас» или «Лигерос»!

– Вот и славно! – черт взял рукой правое легкое панка и выдрал его с корнем. Панк упал, обливаясь кровью и предсмертно хрипя. Обратил невидящий взор на черта, спрашивает: «Так в чем заключается настоящее панковское счастье?» А черт – раз и исчез, и после него осталась ровная багровая надпись на горизонте, сотканная из воздуха: «Welcome to Hell, Унитаз!»

Так и умер панк, и с тех пор из каждого унитаза ровно в двенадцать часов ночи текут кровавые слезы, падают на кафельный пол и тут же пропадают!

А вот вторая сказочка:

Купил однажды панк билет на самолет.

– Дай, – думает, – слетаю в международный пионерский лагерь «Артек», поработаю вожатым. Уж кто-кто, а я с легкостью найду общий язык с молодежью и подростками!

Приехал в аэропорт – в шортах, в белой постиранной майке, в сандалиях на босу ногу и с красным пионерским галстуком, завязанным правильным узлом вокруг шеи. На голове из всей прически – фигурный завиток в виде коровьей какашки розового цвета с торчащим из завитка живым карликовым васильком. А в аэропорте его уже ждали – группа из двадцати отличников учебы в возрасте от семи до семнадцати лет.

– Привет, дети! – увидев подопечных, панк не смог сдержать слёз умиления.

– Привет, Куча Дерьма! Расскажи нам веселую историю из жизни гоев!

– Подождите, детушки! – отвечает панк. – Как усядемся в самолет, так сразу и начну!

Сели они, значит, в аэроплан, аэроплан прогрел двигатели и махнул белоснежными крыльями, отрываясь от земли. И дети снова пристали к панку: «Расскажи, да расскажи! Про гоев!»

Делать нечего. Панк уже собрался говорить, но вдруг видит – у одной девочки пятнадцати лет взгляд какой-то осоловелый, и челюсть дрябло шамкает что-то возле самой земли. Поднялся с кресла панк, заботливо так склоняется над девочкой – вдруг, ей помощь нужна? А девочка неожиданно хватает челюсть двумя руками и захлопывает её со всей силы, откусывая панку кончик носа! И начинает пережевывать его (кончик), похрустывая и издавая скрежещущие звуки.

И всё поплыло у панка перед глазами. Миг, и он обнаруживает себя в чистилище. Оказывается, девчушка эта с челюстью вовсе и не девчушка, а посланница Сотоны. И видит панк: перед ним на троне – сам Сотона, с рогами, трезубцем, а рядом в котлах кипят грешные души и поют Хава Нагилу.

– Ага, а вот и ты! – Сотона встает с трона и прицеливается в панка трезубцем. – Давно я к тебе присматриваюсь, да всё не мог дождаться, пока ты наденешь красный пионерский галстук!

– Галстук? А причем здесь галстук? – панк ошарашено трогает пальцем кумачовую ткань и чувствует: узел начинает потихоньку затягиваться. Медленно так, неспешно, но неотвратимо.

– А вот причем! – гулкий смех Сотоны разносится под сводами чистилища, вторя ему, грешные души макаются с головой в смолу, звуки Хава Нагилы становятся нестерпимо противными, и панк понимает: тут ему конец и пришёл!

И спустя минуту он уже висит на красном галстуке, и язык у него вывалился, а глаза лопнули и вытекают из глазниц. А рядом весело подпрыгивает Сотона и декламирует:

Как повяжешь галстук,

Ты – светлей лицом,

На скольких ребятах

Он пробит свинцом!

Пионерский галстук —

Нет его родней!

Он от юной крови

Стал еще красней!

Рассказчицей, кстати, Галоша оказалась превосходной! Даже я заслушался. И страшилки в её исполнении были свежими и с таким характерным неизбитым душком (не то что шутки от Петросяна и компании).

Услышав байку о красном галстуке, Женя пробился на ха-ха. Понравилась она ему донельзя. Он смеялся так, что воздух в палатке загустел, и стены палатки заходили ходуном. А Галоша ему вторила: ей, как рассказчице, было очень приятно, что сказочки удались! А потом они – Женя и Галоша – слиплись опять. В смысле, соединились, сплелись, закувыркались.

Калейдоскоп сексуальных поз в их исполнении навевал аналогии со съемками научно-популярной передачи для студентов первых курсов факультетов технической направленности – чтобы неопытные пока еще в отношениях между полами девушки и юноши знали, что делать при случае. А то часто бывает – выпадет оказия, а он (юноша) раз, и попал впросак, сел в галошу (в данном случае не на Галошу), а она (не Галоша – другая) ничем не смогла ему помочь в связи с отсутствием профильных знаний.

Палатка ходила ходуном, спальные мешки разлетались под напором разгоряченных тел, я перебегал из угла в угол, чтобы не быть случайно раздавленным, попадавшиеся под ноги Жени и Галоши пустые бутылки из-под пива громко звенели – сумбур и какофония были те еще! Зато когда всё закончилось, и наступила тишина, умиротворение и благость в палатке установились такие, что, уверен, даже сам архангел Гавриил посетил бы нас (взглянуть краешком глаза на чудо), если бы не был сильно занят на небесах.

* * *

Женя с Галошей расстались лучшими друзьями. Она укатила к себе в Тверь, а мы – к себе в Переделкино. «Нашествие» закончилось, новых эмоций и свежих воспоминаний образовалась куча, хозяин излучал довольство – и я вместе с ним. Тогда же я впервые вдоволь набегался в Женином мотоциклетном шлеме – мне немного большеват, но зато смотрюсь я в нем реально круто! И даже круче, чем лёжа на ранце с собранным шелковым парашютом.