время сохраняя невозмутимость, цокнул и фыркнул с улыбкой на устах. Люций лишь беззлобно бросил:

– Если ты готовишь сотню другую подколов, то не надо. – Он отодвинул ветви шиповника, ещё не зацветшего, даже без набухающих бутонов, лишь с зелёными листиками.

– А то что?

Моран обернулся, демонстрируя на губах ласковую улыбку.

– А то помрёшь со смеху, – сказал он, отпуская колючую ветку.

Слыша ругательства, он теперь уже сам оглашал лес своим смехом.

– Знаешь, я понимаю, почему вы с Сорель дружите, – спустя пару минут задумчиво протянул Рафаиль, поднимая взгляд к небу, покрытому белёсой дымкой.

– И почему же? – спросил, а внутри него натянулась струна.

– Она похожа на твою мать! – заявил Рафаиль.

– Что? – Люций опешил и, расслабившись, бросил: – Ерунда!

– Ну-ну, – стало ему ответом. – До сих пор помню, как Сорель тебя за шкирку таскала, когда отлавливала ночью в лесу.

– Это она не со зла, – улыбнулся Люций.

– Конечно. Но твоя мать ведь поступала точно так же. – Под ногами Рафаиля звонко хрустнула ветка, а неподалёку зашелестели кусты. По весне Академию Снов наводнили выводки кабанов, которые потеряли осторожность, привыкнув, что их никто не трогает. В последние годы их количество стало настоящей напастью. – Какой-то порочный круг получается. Госпожа Ребекка таскала тебя, когда ты упрямился. А уже в лагере у озера Спокойствия ты, применив печати, носил Сару… – Руньян на мгновение сделал паузу, возможно, жалея, что вспомнил последний случай, ведь лишь волей небес в ту ночь всё закончилось благополучно. – Ну а потом, как я уже сказал, она таскала тебя за шкирку…

Люций остановился глубоко задумавшись. А в следующее мгновение, громко расхохотавшись, так, что птица с ближайшей ветки сорвалась в небо, молвил:

– Да. Наверное, ты всё же прав.

Сара Сорель

Выточенный в камне лик оставался таким же, каким был больше года назад. Вся статуя оставалась неизменна. Я думала, меня будут мучить мысли. Но вместо этого я, наоборот, ощущала пустоту. Лишь настроение стало каким-то мрачным и решительным.

– Ты давно здесь? – раздался голос Люция. Двигался див тихо, отчего я даже не расслышала, когда он приблизился к трофейной комнате.

– Минут двадцать, – отозвалась, слегка крутанувшись на каблуке.

– Так давно? Я ведь сам пришёл раньше, – слегка удивился Люций, в руке у него был открытый бурдюк. Взглянув на его ношу, я нахмурилась, почувствовав аромат яблок и персиков.

– Что в твоём бурдюке?

– В каком? – Теневой завёл руку за спину, задумчиво уведя взор в стену, вдоль которой пылилась витрина с экспонатами. В Академии Снов было запрещено вино. Но именно этот запрет по обыкновению своему всё время нарушали. И наставники смотрели сквозь пальцы. За исключением случаев, когда напиток приносили в стены Светлых и Теневых Башен. Вот последнее каралось, и довольно жёстоко. Провинившегося могли отправить на неделю работать на кухню.

– В руке.

– В какой?

Я шагнула навстречу, приблизилась стремительно, хватая дива за запястье:

– Вот в этой… – произнесла, чувствуя прохладу чужой кожи под своими пальцами, которые, наоборот, будто стали пылать. – Люций, и зачем нарушать правила, зная, что тебе это может принести проблемы?

– Это просто весело, Сара.

– Ну и оправдание. А если попадёшься? – сказала, отпуская его руку, делая шаг назад и видя, как Люций, запрокинув голову и небрежно подняв бурдюк, делает несколько глотков напитка.

– Значит, так тому и быть, – ответил Люций, красная капля застыла в уголке его губ. Как драгоценный рубин на фарфоре. Я отвела взгляд:

– Какая несвойственная тебе покорность судьбе… Это то самое, которое пообещал Ной во время тренировочного поединка?

– Да, – кивнул он.

– Ну, надеюсь, оно того стоило, – пробормотала я скорее себе под нос, смотря на статую, на которой пряталась совместная печать. Неприметный знак – он был создан давно, не меньше века назад. Никто, кроме ордена Хранителей, не мог его начертать, а даэвов их обители нет в нашем Дэвлате уже слишком давно.

– Почему ты передумала, Сара? – вдруг серьёзно спросил Люций и протянул мне бурдюк, я же покачала головой, отказываясь. Всё же я предпочитала не нарушать правила без веских причин.

– Ты ведь и сам догадываешься…

На самом деле причин было две. Они словно сплелись в прочную нить и вытянули из меня это решение. Разговор с братом задел меня за живое настолько, что даже дар не приглушал эти эмоции, а после и поединок с Мораном сделал то же самое. Два события, друг другу прямо противоположные. Первое воспринималось как предательство, а второе обнажало суть. Чувства, выражение лица, глаза, опущенный меч – немая клятва верности.

Я сглотнула, неосознанно поднимая руку и останавливаясь на полпути, отдёрнула её и оторвала взор от меча теневого. Моран же если заметил этот жест, то виду не подал.

– Я… я… – начала хрипло, чувствуя бешено колотящееся собственное сердце и совершенно не понимая причины этого явления. Но ощущая, как приливает кровь к щекам. – Я подумала, что ты всё равно от меня не отстанешь, Люций, пока я не соглашусь.

Прошла пара секунд, прежде чем он с наигранным удивлением воскликнул:

– Да ты лжёшь!

– Нет.

– Ещё и упираешься, – изумился Люций. Я же поморщилась, гадая, на каком моменте свернула не туда.

– Давай приступим. – Я шагнула к статуе.

Раздался лишь шорох одежд, когда я чуть нагнулась, отыскивая ладонью печать.

– Она совсем неудобно расположена, – прошептала я, видя лишь серую кирпичную кладку меньше чем в полуметре от себя. – Мы же должны вместе её касаться?

– Да, – раздалось совсем рядом. – Получится, если встать рядом.

Теперь вместо стены передо мной был Люций – точнее, его глаза с пышными светлыми ресницами. Через мгновение мой взор упёрся в его переносицу. Прохладные мужские пальцы касались моих, отчего по руке к запястью и выше волной хлынули мурашки.

Отчего-то я крепко стиснула зубы.

Люций оказался прав, теперь он касался совместной печати, пусть и разделяло нас мизерное расстояние, а подолы мантий – тёмная и светлая – будто и вовсе стали единым целым.

Если кто-то увидит нас, то может неправильно истолковать…

– Ну что ж, попробуем…

– Нужна только сила? – спросила напоследок, хотя знала ответ, всё же мы вместе читали многие книги.

Мы должны быть…

«Крыльями одной бабочки…» – вспомнила я фразу на фларканском языке, который по своему обыкновению прятал суть за символизмом. Бабочка, насекомое, которое перерождается, полностью меняя свой внешний облик. Её ещё много веков назад считали символом души и вечности. Лишь благодаря Долорес, которая когда-то уже очень давно рассказывала мне об этом, я поняла истинный смысл написанного.

Быть крыльями одной бабочки. Бабочка означала душу. А значит… стать частью одной души? Но что именно это означает?