– А каким он был человеком?

Если честно, я не думала о том, каким был Крегар после того, как стал Крегаром. Охотник, которого я знала, умер, и гвоздями в крышке его гроба стали угольный портрет в Долстоне и ледяные слова Лайон, которые оказались правдой.

– Я называла его Охотник, – начала я, аккуратно подбирая слова. – Он нашел меня в лесу, когда мне было семь. Я у него с крыльца кусок вяленого мяса стащила, и он за мной погнался. Черт, мясо того стоило!.. Я раньше с бабкой жила, так вот ее вареная говядина – просто помои по сравнению со стряпней Охотника.

Пенелопа несмело улыбнулась. Ей трудно было поверить, что такой человек, как Крегар, мог делать что-то хорошее.

– Он многому меня научил, – с тоской продолжила я, вспомнив уроки Охотника. – Как охотиться и находить кроличьи тропы, чтобы поставить силки. Какие растения можно есть, а какие лучше обходить стороной. Мы с тобой выжили в лесу только потому, что Охотник меня всему научил. Как я могу забыть об этом?

– Выходит… он был неплохим?

– И не всегда был хорошим. – Отведя рукав, я продемонстрировала несколько маленьких белых шрамов на предплечье. – Как-то раз я случайно попала в капкан для куниц. Охотник снял его, но потом заставил меня спать на улице три ночи за то, что я капкан испортила. Сказал, что он человечьей кровью воняет, и к нему ни один зверь близко не подойдет. В общем, хоть в речку выкидывай.

– Похоже, они с моим папой родственные души, – с грустной улыбкой промолвила Пенелопа.

Я помогла ей взобраться на зазубренный валун. Он раскололся во время Большой Глупости, и ни вода, ни ветер еще не успели сгладить острые края. Такие валуны были раскиданы по всему лесу, из-за чего идти приходилось довольно медленно.

– Ты о нем почти ничего не рассказывала.

– А что говорить? Он умер.

– Так теперь самое время. Никто тебе не возразит.

Почти четверть мили Пенелопа молчала.

– Он любил книги. Газеты, журналы, любое печатное слово. Он и его отец хранили все, что удалось спасти после Падения. Я выросла, читая об утерянном мире.

– Вряд ли тот мир был хуже нашего.

– По словам папы, вначале была холодная война. Ничего не происходило, никто не погибал. А потом вдруг… Никто не знает, кто первым атаковал – они или мы. Начали падать бомбы, и люди поняли, что мир изменился. Нас охватили паранойя и паника: сосед шел против соседа, богатые против бедных. Словно дамбу прорвало. Война длилась несколько лет, бог знает, сколько людей погибло, и мир раскололся на части. Говорят, кое-кто в Вайт-Топе даже называл произошедшее Перезагрузкой. Когда война закончилась, победителей не было, пришлось все начать с нуля.

Голос Пенелопы стал грустным и она нахмурилась.

– И опять ничего не изменилось. Вокруг нас по-прежнему убийства, изнасилования и войны. Мы все просрали! Нам выпал такой шанс построить новый мир… а мы вернулись к тому, с чего начинали.

Я понимала, почему в ее голосе столько горечи.

– Не знаю, что меня больше пугает – то, что изменилось, или то, что осталось прежним. Я дитя нового мира и другого не знаю. Мне каждый день приходится добывать пропитание, и если удается, значит, день был хороший. На большее я не рассчитываю. Если честно, такой девушке, как я, нечего ждать от жизни. Да я и не жду. Нужно жить настоящим, а не прошлым. Иначе с ума сойдешь.

– Вот почему ты не видела, что творит Холлет? Тебе не удалось собрать воедино все фрагменты прошлого и решить задачу… А ты никогда не думала, что могла бы остановить его?

Она разозлилась, ей было больно, и вину за эту боль она решила свалить на меня. Вот только со мной такое не пройдет.

– Не зарывайся! – жестко сказала я. – Ты мне нравишься, но если попытаешься сказать, что я убивала женщин и детей вместе с Холлетом, нашей дружбе конец. Пусть тебя забирает та француженка вместе с кабанами.

Пенелопа вздрогнула и глубоко вздохнула. Ярость и гнев вышли из нее вместе с воздухом.

– Прости, я не хотела. Я совсем не то… Просто я… – Она осеклась, так и не объяснив, что имела в виду. – Иногда самые близкие люди оказываются незнакомцами.

Видать, знала, о чем говорит.

– Твой отец? – спросила я.

Пенелопа кивнула. Больше она ничего не сказала, да я и не спрашивала. Все равно расскажет, когда со временем перестанет бояться воспоминаний. Не знаю, где и когда это случится – может, в Такете, может, на Луне, но давить на нее я не собиралась. На меня-то никто не давил, вот и я не буду.

– Я все равно хочу думать, что если бы ты знала, кто он такой, то рассказала бы все полиции.

Я тоже хотела так думать. Хотя… Охотник был моей единственной семьей. С другой стороны, если бы я призналась Лайон, что он живет в хижине в десяти милях от дороги на Риджуэй, сын доктора был бы жив.

Черт, если и дальше так рассуждать, то если бы я не убежала от Лайон, то не попала бы к Колби в ящик и не встретила бы Пенелопу. Если бы я сдала Крегара, моя нескладная подруга попала бы в бордель мадам Делакруа.

– Нельзя жить прошлым, – заявила я. – Так и сердце разорваться может.

Пенелопа улыбнулась.

– Я жила в доме, зацикленном на прошлом. Мне трудно от него отделаться.

– Похоже, вы с папашей неплохо жили на юге, – сказала я, остановившись у ручья, чтобы наполнить флягу.

– Через несколько лет после маминой смерти отцу надоело лечить богачей в Вайт-Топе. – Склонившись над ручьем, Пенелопа умыла лицо. – Он заявил, что они – причина всех бед этого мира, и когда он лечит их сломанные кости или болячки их отпрысков, то чувствует себя запачканным. Потому он решил помогать старателям. И меня с собой потащил.

– Наверное, что-то ужасное случилось по дороге к тому озеру, – предположила я, глотнув воды из фляги. Я не ожидала ответа, да Пенелопа и не ответила.

– Давай поторопимся, – сказала она, напряженно улыбнувшись мне.

Мы с ней как будто играли в забавную игру. Вообще-то, мне плевать на других людей, но Пенелопа поймала меня как слепого крольчонка. Впервые ее увидела, я подумала, что она до утра не доживет. А она дожила и продолжала бороться и выживать, – я таких, как она, еще не встречала. В первый раз за всю жизнь, а мне уже почти восемнадцать, меня не тянуло жить в лесу в одиночестве. Странное чувство.

В тот день мы почти не разговаривали. Пенелопа время от времени показывала на грибы и кусты, усыпанные ягодами, и спрашивала, можно ли их есть. Да, если хочешь к вечеру откинуть копыта, сказала я. Однако потом отыскала несколько ягодок морошки, сладкой, как мед, и Пенелопа ненадолго заткнулась.

За пару часов до заката мы отыскали место для лагеря. Я дала Пенелопе коробку преподобного и объяснила, как добывать огонь, а потом отправилась в лес ставить ловушки. Вряд ли в них что-то попадется, да и оставаться тут надолго мы не планировали, но все-таки попробовать стоило. Опускались сумерки, а значит, скоро появятся олени. Я отыскала несколько троп и поставила пару пружинных капканов – последние, что у меня остались. Потом решила, что силки на зайцев тоже не помешают. Справилась со всем и пошла обратно в лагерь.