Эти два монаха вернулись из Татарии в то время, когда два брата короля двинулись обратно во Францию. Монахи выяснили, что король оставил Акру, где братья отделились от него, и отправился в Кесарию, которую незамедлительно начал укреплять, потому что с сарацинами не было ни мира, ни даже перемирия. Позже я поведаю вам, как послов его величества принимали в Татарии – они сами это рассказывали, – и вы услышите много странных и удивительных вещей. Но сейчас я не буду касаться этой темы, потому что в таком случае мне придется прервать повествование, которое я уже начал.

Продолжаю мою историю. Хотя я имел менее тысячи ливров в год из своих владений, отправившись за море, мне пришлось кроме расходов на себя оплачивать содержание девяти рыцарей и двух баннеретов-знаменосцев. И к тому времени, когда я прибыл на Кипр, на руках у меня после оплаты судна оставалось не больше двухсот сорока ливров. И посему кое-кто их моих рыцарей стал говорить, что, если я не обеспечу себя, они меня покинут. Но Господь, который никогда не оставлял меня, пришел мне на помощь в этом тяжелом положении. Король, который был тогда в Никосии, послал за мной и взял к себе на службу, положив восемьсот ливров в дополнение к моим средствам, так что в конце у меня оказалось денег даже больше, чем я рассчитывал.

Когда мы пребывали на Кипре, императрица Константинопольская (тогда, в 1248 году, Константинополь еще был захвачен крестоносцами. Т. н. Латинская империя была уничтожена византийцами только в 1261 году, когда они освободили Константинополь от взявших и разграбивших его в 1204 году западноевропейских варваров. – Ред.) прислала мне сообщение, что она прибыла в Пафос, город на этом острове, и попросила меня вместе с Эрардом де Бриеном нанести ей визит. Когда мы явились в Пафос, то узнали, что мощный ураган порвал якорные канаты, которые держали ее корабль, и погнал его к Акре. От ее гардероба у нее ничего не осталось, кроме платья к обеду и мантии. Вместе с нами она оказалась в Лимасоле, где король, королева и все сеньоры французской армии приняли ее с большими почестями.

На следующий день я послал ей одежду, чтобы она сделала себе платье, вместе с беличьими шкурками для отделки и отрезом льняной ткани на подкладку. Филипп де Нантей, достойный рыцарь из окружения короля, встретил моего слугу, когда тот нес эти вещи императрице. Узнав о его поручении, этот добрый человек немедленно явился к королю и сказал, что я ставлю и его, и других дворян в постыдное положение, посылая одежду императрице в то время, как они сами уже должны были подумать об этом, но ничего не сделали.

Императрица прибыла просить у короля помощи своему мужу, который оставался в Константинополе. Она так убедительно изложила суть дела, что увезла с собой много писем – от меня и других друзей на Кипре, – в которых мы давали обет, что, если после возвращения короля из-за моря он или папский легат решат послать отряд из трехсот рыцарей в Константинополь, мы будем готовы присоединиться к ним.

Должен сказать, что, когда нам пришло время возвращаться во Францию, я, помня, что должен сдержать клятвенное обещание, изложил все это дело королю – в присутствии графа д'О – и сказал, что, если он изъявит желание послать в Константинополь триста рыцарей, я отправлюсь вместе с ними, как и обещал сделать. Тем не менее король ответил, что состояние его средств не позволяет это сделать, ибо, какие бы запасы ни хранились в его казне, сейчас она полностью истощилась.

После того как мы двинулись в Египет, императрица отправилась во Францию в сопровождении своего брата мессира Жана д'Акра, для которого она позже устроила брак с графиней де Монфор.

Ко времени нашего появления на Кипре султан Икония (Иконийский султанат, центр Иконий, совр. Конья. – Ред.) считался богатейшим правителем в языческом мире. Например, он сделал нечто поразительное. Расплавив большую часть своего золота, он залил его в большие глиняные кувшины объемом в три, а то и четыре бочонка, в каких в заморских землях обычно хранится вино. Затем султан приказал разбить кувшины и поставил огромные слитки золота в одном из своих замков, где любой мог видеть и трогать их. Всего было шесть или семь таких глыб.

Идея о великом богатстве этого властителя, скорее всего, могла родиться при виде шатра стоимостью, самое малое, пятьсот ливров, который король Армении (имеется в виду армянское государство Киликия на юго-востоке Малой Азии. – Ред.) послал королю Франции, сообщив ему, что в это же время получил точно такой же, доставленный ferrais султана Икония. Ferrais, как мне довелось узнать, – это слуга, который смотрит за шатром султана и содержит в чистоте его покои.

В надежде освободиться из-под власти султана Икония король Армении (армянской Киликии) отправился к королю татар (монголо-татарскому хану. – Ред.) и попросил у него помощи, обязавшись стать его вассалом. Возвратившись, армянский правитель привел с собой столько вооруженных воинов (монголо-татар), что обрел силы начать войну против султана Икония. Борьба между ними длилась очень долго, но в конце концов татары перебили столько людей султана, что тот отказался от дальнейшего сопротивления. Тем временем на Кипре ходили такие волнующие слухи о битвах и сражениях, что несколько из наших оруженосцев (сержантов), привлеченные возможностью повоевать и надеждой разжиться добычей, отправились в Армению. Но никто из них так и не вернулся назад.

Султан Каира, который ждал появления нашего короля в Египте к весне, решил, что тем временем успеет расправиться со своим смертельным врагом султаном Хомса (в Сирии), и посему осадил султана в его городе. Тот не видел возможности отделаться от своего врага, ибо понимал, что если тот проживет достаточно долго, то рано или поздно уничтожит его. Поэтому он вступил в связь со слугой султана Каира и подкупил его, чтобы тот отравил своего хозяина.

Вот как это было сделано. Слуга, который знал, что каждый день после обеда султан садится играть в шахматы у своего ложа, разбрызгал яд на ковре, где, как ему было известно, сидит хозяин. И так получилось, что, меняя положение тела, султан, сидевший с босыми ногами, обнажил ссадину на стопе. Яд тут же проник в открытую ранку и парализовал половину тела султана. Пока яд добирался до сердца, султан два дня не мог ни пить, ни есть, ни говорить. Так что его воины оставили султана Хомса в покое и доставили своего хозяина обратно в Египет.

В самом начале марта по приказу короля всем судам королевской флотилии, всем сеньорам и другим крестоносцам был разослан приказ грузить на борт свежие запасы вина и другой провизии и быть готовыми по слову короля сниматься с места. Как только его величество убедился, что все в должном порядке, он со своей королевой в пятницу перед Днем Святой Троицы поднялись на свой корабль. В субботу, приказав своим вассалам-графам и другим сеньорам следовать за ним прямо в Египет, король Людовик поднял паруса, и остальные корабли выстроились за ним в кильватер. Это было поистине прекрасное зрелище, ибо казалось, что все море, сколько видит глаз, покрыто парусами наших судов. Общее их количество, больших и малых, составляло примерно восемнадцать сотен.