– Додж, даю слово, никто из нас ничего не говорил, – вступилась Натали.

Додж пристально посмотрел сначала на нее, потом на Хезер. Затем он неожиданно подошел к столу и схватил пистолет. Несколько человек охнули. Диггин пригнулся, будто ожидал, что Додж начнет пальбу.

– Что ты делаешь? – спросила Вивьен.

Додж совершил с пистолетом какие-то манипуляции. По-видимому, он открыл барабан. Хотя его пальцы двигались так быстро, что было сложно понять, что он делает. Затем он положил пистолет обратно на стол.

– Хотел убедиться, что он заряжен, – объявил Дожд. – Чтобы все было по-честному. – Теперь он совсем не смотрел на Хезер. Он скрестил руки на груди и ждал.

– Бедняжка Додж. – Рэй даже не удосужился сдержать смешок. – Боится маленьких паучков.

– Скоро твоя очередь, Хэнрэхэн, – спокойно парировал Додж. Рэй сразу же перестал смеяться.

В комнате воцарилась тишина. Хезер поняла, что теперь уже ей никто не помешает. Ей больше не на что отвлекаться. Казалось, что кто-то включил свет. Было слишком жарко, слишком ярко.

Она взяла пистолет и услышала Натали:

«Пожалуйста».

Хезер знала, что все по-прежнему смотрят на нее, но она не могла различить их лица – все превратились в одну большую разноцветную каплю с различными углами. Даже контуры стола стали размыты.

Только пистолет, тяжелый и холодный, был реален.

Хезер не сразу смогла поместить палец на курок. Она не чувствовала своего тела, начиная с талии и ниже. Наверное, смерть была чем-то похожим – медленное оцепенение.

Хезер поднесла пистолет к виску и почувствовала холодное прикосновение металла к своей коже.

«Должно быть, мой отец чувствовал то же самое», – подумала она.

Хезер закрыла глаза.

Нэт закричала: «Не делай этого!» В это же самое время стул с грохотом двинулся по полу, и несколько голосов одновременно закричали.

Хезер нажала на курок.

Щелк.

Ничего не произошло.

Хезер открыла глаза. Вдруг комната наполнилась криками. Все повставали со своих мест, улюлюкая. Хезер почувствовала такую слабость от радости и облегчения, что не смогла больше держать пистолет и позволила ему упасть на пол. Затем в ее объятия прибежала Натали.

– Хезер, о Хезер, – повторяла она. – Бедняга Хезер.

Хезер ответила:

– Все в порядке, в порядке.

Но она не чувствовала, как слова выходят у нее изо рта. Ее губы и язык онемели, а все тело трясло, будто оно вот-вот распадется на части. Хезер плюхнулась в кресло, как только Нэт ее отпустила.

Все позади.

Она жива.

Ей дали какой-то напиток, и она с радостью отпила, прежде чем успела понять, что это было теплое пиво. Затем к ней подошел Диггин и сказал:

– Я не думал, что ты это сделаешь. Ух ты! Ни фига себе!

Хезер не знала, поздравил ли ее Мэтт, но даже если он это сделал, то она все равно не запомнила. Вивьен улыбнулась ей, но ничего не сказала.

К ней подошел даже Додж.

– Послушай, Хезер, – сказал он, приседая на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне. Он искал ее взгляда, и она была уверена, что он хочет сказать ей что-то важное. Но вместо этого он сказал: – Сохрани это, ладно? – И вложил что-то в ее руку. Она машинально положила вещь в карман.

Больше всего ей хотелось уйти оттуда. Подальше от запаха пива и старых сигарет, дыхания людей, подальше из «Свежих Сосен», куда она больше не собиралась возвращаться. Ей хотелось вернуться домой к Энн, в голубую комнату, и слушать песнь ветра, проходящего сквозь деревья, слушать, как Лили сопит во сне.

Только со второго раза она смогла подняться, только со второго раза. Ей казалось, будто ее тело было сшито задом наперед.

– Давай уйдем, хорошо? – спросила Нэт. От нее немного пахло пивом, и в любой другой день Хезер была бы недовольна тем, что она выпила перед тем, как садиться за руль, но теперь у нее не было ни сил, ни желания спорить.

– Это было феерично, – сказала Нэт, как только они сели в машину. – Серьезно, Хезер. Об этом будут говорить еще несколько лет. Но я считаю, что это немного нечестно. Я имею в виду, что твое испытание было в миллион раз сложнее, чем испытание Доджа. Ты ведь могла умереть.

– Мы можем не обсуждать эту тему? – спросила Хезер. Она немного опустила окно, вдыхая запах сосен и горного мха. Она жива.

– Да, конечно. – Нэт глянула на нее: – Ты в порядке?

– В порядке, – ответила Хезер. Ее мысли были где-то в глубине леса, в мягкой тени. Она переменила позу, чтобы склонить голову к окну, и почувствовала что-то в своем кармане. Она вспомнила, что Додж ей что-то дал. Интересно, он чувствует вину за то, что вышел из себя?

Она пошарила в кармане. И только когда они проезжали под фонарем, Хезер разжала пальцы. Время будто остановилось на секунду. Все застыло – Нэт, обхватившая руль обеими руками и открывшая рот, собираясь что-то сказать, деревья на улице, замершие в предвкушении.

Хезер разжала пальцы.

На ладони лежала пуля.

Хезер

Шла уже вторая неделя августа. Игра приближалась к концу. Осталось четыре игрока – Додж, Хезер, Нэт и Рэй.

С тех пор как началась Паника, люди впервые стали делать ставки на победу Хезер, хотя Додж и Рэй по-прежнему оставались их фаворитами.

Хезер слышала, что Рэй прошел свое индивидуальное испытание – он проник в окружной морг в Восточном Чаттеме[43]и всю ночь просидел там взаперти наедине с трупами. Жутко, но без какой-либо угрозы для жизни. Хезер все еще злилась из-за того, что ее испытание было самым опасным.

Но нельзя забывать и о том, что Додж постарался, чтобы ее испытание не таило угрозы для жизни. Додж, который притворился, что проверяет, заряжен ли пистолет, незаметно вытащил пулю.

Додж, который теперь не отвечал на ее звонки. Это было забавно – Бишоп, не переставая, названивал Хезер. Хезер звонила Доджу. Криста звонила Хезер. Но никто из них не отвечал на звонки. Все это напоминало игру вроде «глухого телефона».

А вот Нэт держалась в стороне от этих игр. Ей до сих пор еще не назначили индивидуальное испытание. С каждым днем она становилась бледнее и худее. Теперь она уже не болтала без умолку о всех парнях, с которыми встречалась. Она даже торжественно объявила, что решила попробовать ни с кем не встречаться какое-то время. Хезер не знала, было ли это из-за игры или из-за чего-то, что случилось на ее дне рождении, но теперь Нэт напоминала ей картинку из учебника истории, на которой была изображена дворянка, ожидающая казни на гильотине.