Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тишина приятно обложила уши, когда грохот и лязг смолкли. Дуэт закончился. Белова дышала, загнанная: куполом надувался и проваливался живот. Под мышками, на спине, на груди, под коленями – темные пятна с каемкой соли. Эванс с довольным видом похлопал Belova по мокрой спине. Тут же испуганно отдернул руку: волна MeToo прокатилась совсем недавно, вырвав, уволокла из профессии нескольких хореографов. Как тут понять, где это еще нормальная, грубоватая похвала скрипача своему инструменту, а где – уже секс? Как теперь вообще их хвалить? Но Belova, отдуваясь, кивнула ему: мол, все нормально. Потрепала по плечу в ответ: спасибо. Стала на ходу вытирать лицо, шею, грудь полотенцем.
– Кордебалет! Шевелимся! Не сидим! – заверещала Вера Марковна.
Кордебалет полез в центр зала. Все припоминали, кому куда встать. Вера Марковна сновала между ними, как пастушья собака, толчками и тычками помогая их неуклюжей памяти – ее-то память была изумительной: с одного показа Эванса Вера Марковна запомнила весь рисунок на шестнадцать человек. Даром что «танцы – говно, это что – красиво, что ли?» (таков был ее мысленный приговор).
Майя обошла впереди Люды, встала в первую линию, но не наглея – с краю. Вера Марковна открыла рот – и закрыла. Пронеслась мимо. «Ой», сунулась, ткнулась Яна: а место-то занято. Майя смотрела мимо нее. Можно подумать, помнит там Эванс какую-то Яну, он сам уже забыл, куда кого распределил. В кордебалете-то.
Ошеломленная Яна не знала, то ли сесть ей обратно под палку, то ли выйти из зала, то ли сделать харакири. Отползла под палку.
– Готовы, – сказала Эвансу Вера Марковна. Они уже понимали друг друга без переводчика. Хореограф встал в позу – ее тут же повторили шестнадцать отражений в зале. Еще семнадцать – в зеркале. Концертмейстер нажала кнопку. Ба-бац!.. Но Эванс вдруг оборвал танец, заговорил, клацнула кнопка плеера, грохот тут же смолк. Буквально Вера Марковна, не знавшая английского, уловила только одно слово: moment. Но смысл прекрасно поняла: что за хрень! Обернулась, прочесывая свирепым взглядом свое стадо: кто уже налажал?
Эванс подошел к Майе.
Она еще понадеялась, что он сейчас переставит ее с края в самый центр.
– Я вас помню, – сказал он. Кордебалет затаил дыхание. Краем глаза Майя видела лишь лисью мордочку Люды, но понимала, что у всех сейчас блестят от злорадства глаза. – Я вас сюда не ставил.
– Но я могу… Если не сюда, то… – по-английски Майя говорила свободно. Если он ее выпрет сегодня, то это уже насовсем.
– Я могу и любое другое место, – канючила она. И этим взбесила Эванса окончательно:
– It’s amazing.
Никто никогда не говорит amazing в смысле amazing. Майя обмерла. Говорил Эванс особенно спокойно и мягко.
– Я ценю ваше рвение. Я расцениваю ваши действия как комплимент моему балету. Но пожалуйста, сделайте мне одолжение и примите во внимание мои скромные пожелания, хорошо?
«Гондон», подумала Майя. Она бы ушла, но позади порхнул смешок. Теперь сдаваться было нельзя.
– Я хорошо это станцую, – уперлась она. И даже произнесла жалкое: – Дайте мне шанс.
Эванс рассвирепел настолько, что из его памяти осыпались все страшные кары MeToo, цапнул ее за руку, вывел из линии, поставил в сторонку.
– Удачи. Спасибо.
Потом махнул рукой Яне – показал место: сюда. Та рванулась, как собачонка, которую простили – приоткрыли дверцу уже газующей машины. «Обоссытся сейчас», – подумала ей вслед Майя. Эванс тут же забыл о Майином существовании. Да даже и Яна уже забыла.
Но Майя – не забыла.
11
Степана Боброва Петр нашел в фейсбуке быстро.
Лента новостей разматывалась в идеальную жизнь московского менеджера, чья зарплата позволяет отдых на Мальдивах и на Сардинии. Почти идеальную: прекрасных спутниц ни на одном снимке не было.
Петр изучил лицо – правильное, но неинтересное. Какое-то недособранное: все черты мучительно хотелось немного подкрутить, навести на резкость. Видимо, и сам Бобров это понимал: он явно злоупотреблял загаром – как будто в тщетной надежде, что солнце или ультрафиолетовый аппарат допекут то, что бросила полусырым природа.
Петр сразу его узнал в фойе бизнес-центра… И фигура такая же – плохо составленная, квелая. Пальто, ботинки, костюм, выглядели на Боброве крадеными. Сидели неуловимо плохо. Никак не могли собрать силуэт. «А вещи дорогие», – подумал Петр.
Окликнул:
– Бобров! Степан!
Называть «господином» язык бы не повернулся.
Тело Боброва сразу напряглось. И огонек в глазах… На «парочку вопросов» от мужиков при исполнении Боброву уже отвечать случалось и вопросы были не о погоде, понял Петр. Надо бы пробить баклана по полицейской базе, отметил себе. На всякий случай.
Но говорил Бобров любезно:
– Присядем? – предложил. Откинул полы пиджака, как концертирующий пианист, присаживающийся к инструменту. «Не хочет, чтобы задница была мятая. Работа сидячая, офисная», – вычислил Петр. Степан Бобров производил впечатление соли земли – образцовый «средний класс». Офисная должность в крепкой компании, неплохой костюм, новая «ауди» – приличная, но соответствует зарплате, кредитная история безупречна. Бобров не стал отбиваться от расспросов, демонстрировал желание помочь. Но чем приличнее выглядел, тем меньше нравился Петру.
– Нет, не видел, извините, – ответил Бобров. Петр, не споря, сбросил фотку Ирины с экрана. Опыт подсказывал, что допрашивать таких бакланов надо с точного удара в лицо.
– Странно. Вслепую машину водите, значит? – поинтересовался Петр.
– Не понял.
– Села к вам в машину у театра.
Показал зернистую, но внятную распечатку с камеры. Отметил время в углу.
– Ну и что?
– Я просто удивился. Девушка села к вам, а вы ее и не увидели.
Бобров сцепил руки на животе – говорил размеренно, был уверен в себе:
– Я часто людей подбрасываю. Совершенно мне незнакомых. Почему не помочь? Если у вас так записано, значит, я ее тоже подвозил. Не могу же я их всех запоминать.
– Бомбите, значит? – притворно удивился Петр. – Что так? Зарплаты не хватает?
– Я что – должен отвечать? По-моему, вы попросили вам помочь, – пошел в атаку Бобров. – А не выслушать ваш хамский бред… Я иногда помогаю незнакомым людям, да. Не ради денег. Если мне по пути, подвожу.
– Понятно. Дон-Кихот.
– Если вам не понять, ваши проблемы.
Но вставать с дивана не спешил. «Есть», – понял Петр. Будь Бобров тем, кого из себя изображает (то есть менеджером средней финансовой упитанности и с дон-кихотскими порывами), давно бы отодрал задницу с дивана и потрусил к выходу с видом оскорбленной невинности. Но он не отдирал. Нет. Он хотел узнать, что Петру известно, с какой стороны подкоп.