держаться и идти не раскачиваясь. На свежем воздухе опьянение стало сходить на нет и дома я уже появился вполне в адекватном состоянии.

Дед встретил меня не ласково, можно сказать совсем неприветливо встретил:

— Твои дела? — Были первые его слова.

— Ты о чём, тять? — Непритворно удивился я.

— Говорят ночью варнаков побили, чуть ли не десяток мертвяков. Вот я тебя, летна боль, и спрашиваю: уж не ты ли опять отметился.

— С чего ты так решил? Слышал я на базаре про них, но ночью мы дома все спали, хоть у парней спроси. — Мне даже не пришлось притворяться. Как сказал классик: «Правду говорить легко и приятно».

— Спрашивал уже. Летна боль. — Досадливо отмахнулся дед.

— И что они тебе сказали?

— Говорят спали, а сами переглядываются. Думал врут, тебя покрывают. — Дед всетаки пребывал в сомнениях.

— Ну, перебили варнаки местные друг друга, нам до этого какое дело? Ты лучше скажи, получил бумагу на прииск. — Постарался я сбить деда с ненужного настроя.

— Получил. — Но радости в голосе его не было. Похоже, начал осознавать, что получение лицензии, не самая большая проблема в этом деле.

— Ну а с домом что?

— К весне все готово будет. Хорошая артель у Свирида, бойко работают.

Видимо и правда профессионально работают свиридовские. Дед обычно на похвалы скуп, особенно это касается работы.

— Это хорошо! Но для тебя еще одно дело есть. — Сказал я.

— Чего ты еще задумал? — Подозрительно глянул дед.

— Да ничего особенного. Мы с тобой пароход на паях с его капитаном покупаем. Завтра ты с ним оформляешь пароходную компанию.

— Какой еще пароход? — Возмутился дед.

— Обыкновенный пароход, с трубой и водяными колесами. Да не возмущайся, ты его только оформишь на себя, а заниматься им буду я, ну может еще дядька Кузьма с Митькой подключатся. Будем хлеб в Тюмень возить, с дружком твоим Жабиным.

— А деньги где на пароход. Все, что за золото получил, я на дома истратил. На свой и Савватеевны. Осталось совсем немного. На пароход точно не хватит. А нам еще много чего на зиму прикупить надо. Придется остальное золотишко где-то пристраивать. — Дед хотя и расстроился немного, но выход из создавшегося положения искать стал сразу.

— Не придется. Есть у нас с парнями денежки, на пароход хватит. — Успокоил я деда.

Тот снова посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но обречённо махнул рукой, мол делай, что хочешь. Лишь спросил:

— Про прииск надумал чего?

— А ты? — Вопросом на вопрос ответил я.

Дед устало прошел к столу сел на стул и, отрицательно покачав головой, сказал:

— Ничё в голову не лезет. Летна боль.

— Да не расстраивайся ты так. Скажи, найдется у тебя пара— тройка надежных людей, знакомых с работой на приисках.

Тот почесал бороду, почесал затылок, раздумывая, наконец сказал:

— Найду, пожалуй.

— Нанимай их, зарплату хорошую им положи, можешь даже небольшой процент от намытого золота предложить. Им в помощь наймем пацанов, лет четырнадцати-пятнадцати из Сосновки или из ближайших деревень, если сосновских не хватит. Работать будут часов по шесть, но в две смены. Первая смена, скажем, с восьми утра до двух часов, вторая с двух и до восьми вечера. В свободное время заставим их учиться и заниматься спортом, в футбол играть будут. Кормежку им готовить наймешь пару баб. Учить — студента пригласи. Будет у нас «Учебно-трудовой лагерь». Ну и денежки им будем платит рублей по пятнадцать. Самых смышленых я, потом возле себя устрою. Особо одаренных отправим дальше науки постигать. Как думаешь найдем работников на таких условиях?

— Отбою не будет. Только где ж я денег столько найду. — Зачесал затылок дед.

— Не так уж и много надо. Найду я денег на такое дело. Зато двойная польза. И золотишко намоем и с будущими кадрами определимся. — Я давно обдумывал такой вариант, поэтому говорил уверенно.

Дед посидел, подумал и с некоторым облегчением согласился:

— Попробуем, летна боль. Все лучше, чем пьянчуг нанимать.

Я, глядя, на повеселевшего старого кержака, подумал: «А ведь ему очень не просто так радикально менять жизнь. И для своего почтенного возраста он еще хорошо держится».

Дела наши в городе подходят к концу. Ещё день-два и мы отчалим. Я вдруг с удивлением осознал, что скучаю по своему селу. Скучаю по Савватеевне, по Катьке Балашовой, по суровой Степаниде, по Кабаю — лохматой морде и даже по коту Ваське с его друганом Дениской. Видимо бесконечная суета, в которой пребывал последние две недели, меня задолбала и вымотала, захотелось отдохнуть.

На следующий день дед с капитаном оформили сделку, и я выдал Роговскому под расписку оговоренную сумму. После обеда повел парней смотреть пароход. И там мы чуть не потеряли Тоху. Парень запал на, неказистый на мой взгляд, кораблик. Особенно его впечатлила паровая машина.

— Немтырь, а можно мне на пароходе остаться?

— И что ты на нем делать будешь? — Удивился я.

— Что капитан скажет, то и буду. Главное на механика выучусь, а то на капитана.

— Можно, наверное. Поговорю с Андреем Михайловичем. Думаю, не откажет. Но через день-другой они в Тюмень пойдут и там зимовать будут. Это значит, домой ты еще долго не попадешь. Может лучше по весне к ним поступишь?

Парень колебался, ему хотелось, и побыстрей на пароход устроится, и домой тоже хотелось, видимо, и он по родным скучал, но и похвастаться перед сверстниками своей новоприобретенной крутизной ему очень хотелось. Одни часы на серебряной цепочке, которые он то и дело вытаскивал из кармана и щелкал крышкой, чего стоили. Последнее соображение победило и Тоха согласился потерпеть до весны. Ну что же одной заботой меньше.

Под вечер приклеил изрядно надоевшие бороду и усы и отправился к ювелиру вернее к Саре-Серафиме. Митьку — Тора оставил дома, пусть к отъезду готовится. Илья на этот раз пугаться не стал, ему было некогда. Он обслуживал клиентов. Пухлая дама перебирала какие-то золотые побрякушки, а ее муж с видимым интересом рассматривал Дарьины рисунки, разложенные под стеклом и висящие в рамках по стенам. Смотри-ка, подсуетился хозяин. Надо не забыть спросить Михеля, продал он хотя-бы один рисунок или посетители лишь разглядывают картинки но не покупают.

Кивнув занятому Илюше, привычно прошел по коридорчику до дверей кабинета. Из-за двери слышался раздраженный голос Серафимы и оправдывающееся бу-бу пухляша. Немного послушав, решил прервать семейные разборки и вежливо постучал. За дверью затихли, а потом произнесли что-то невнятное, но я счел это приглашением и вошел.

Возле стола стояла разгневанная Серафима, а за столом сидел похмельный, помятый и видимо в чем-то провинившийся