обозначить одновременно и радость и озабоченность. — Вот вы где! Король готов к путешествию, все ждут только вас!

«Все» оказалось не фигурой речи, призванной скрыть раздражение короля. На площади перед дворцом выстроилась гвардия и сгрудилась толпа обывателей. Оказывается, Отто решил оформить свой отлет с максимальной помпой.

— Мог бы и догадаться, что этот хмырь не постесняется за твой счет саморекламой заняться! — прошипел самому себе сквозь зубы Николас. — До чего же бесцеремонный народ эти политики! Ну ладно, будем изображать «отмороженного» кэра!

Николас перекинулся в дракона на самом верху ступеней и небрежным взмахом крыльев расчистил себе взлетную площадку. «Кто не спрятался, я не виноват!» Заодно и рыкнул в сторону площади, подпустив к голосу «гнев кэра». Ближние ряды, кого раньше не сдуло, теперь сами на задницы сели. Правда, в бегство никто не обратился, наоборот, все застыли в оцепенении. Получается, «гнев кэра» предназначен не для разгона противника, как думал Николас, а для превращения его в неподвижные мишени. Жестоко, однако!

Самого короля волной страха не зацепило, он вышел из дворца позже, выдержав театральную паузу. В алом плаще и сияющих серебряных доспехах рыцарь-король должен был очень эффектно смотреться на драконе цвета звездной ночи (черный с отливом лунного серебра и украшенный россыпью светящихся в темноте и сверкающих на солнце камней-артефактов). Но восхищенного «аха» и восторженных взглядов его появление не вызвало. Даже гвардейцы смотрели молча остекленевшими глазами, и напряженная тишина сменилась дружным выдохом только после того, как они взлетели.

— Ты их чем так напугал? — ворчливо спросил король уже в воздухе. — Даже конюхи с попоной к тебе подойти побоялись. Но я затягивать сам испугался, все же стоят, забыв дышать. Пока тебя украшали бы, половина народа от удушья померла бы.

Николас чуть не поперхнулся, но потом все-таки заржал. И тоже перешел на «ты».

— Попону, говоришь? А уздечку они на меня тоже нацепить собирались? Или размера подходящего не нашлось? Я, конечно, знал, что политики — ребята наглые, а тебе и вовсе таким быть по должности положено, но переигрывать все-таки не нужно! Ты своих кэров хлыстом строить не пытался? Нет? Они вообще строем не ходят? Упущение! А со мной, раз боевая форма другая, можно что хочешь творить?

— Ты меня не так понял, — начал оправдываться король. — Мне просто сидеть жестко. Я хоть и в латах, да они же парадные, бутафорские. А у тебя по гребню шипы идут.

— Я же их специально в седалище для тебя преобразовал! И даже защитную стенку отрастил, чтобы не так сдувало. А ты — попона!

— Ладно, извини, — примирительно сказал Отто. — Мы с тобой деталей обговорить не успели, вот накладки и получаются. Но подданных моих ты все-таки зря пугал, теперь встречать нас после завершения переговоров гвардией их загонять придется. Ты бы лучше свои приемы на тех отрабатывал, кого я вступить в союз уговаривать буду.

— Не, в Лердене не стану, я там живу. Вот если еще куда полетим…

Теперь рассмеялся уже король:

— Думаю, боги мне тебя послали, чтобы не зазнавался. Даже не предполагал, что встречу кого-нибудь с таким полным отсутствием почтения к монаршему титулу.

— Так раньше кэров без земли и вассальных обязательств просто не было, вот ты их и не мог встретить. Как я понимаю устройство нашего мира и волю богов, кэры слишком могущественны, чтобы их можно было оставить независимыми. Но в отношении меня уже полгода никто из монархов это недоразумение не спешит исправить. Все «завтраками» кормят. Ты в том числе. Я ведь так и привыкнуть могу.

— Н-да, а где я тебе герцогство возьму? Лишь отобрав его у кого-нибудь. Так что как только передел земель проведем, так сразу. И, поди, придется еще тебе дать привилегию — хамить монарху. К этому ты уже привык, я смотрю. Проще будет разрешить, чем переучивать!

— Ладно, помолчи! Я ускоряюсь.

Николас сложил крылья треугольником и разогнался до крейсерской скорости. Стало не до разговоров, зато через два часа Лерден показался.

Сели они на центральной площади, предварительно сделав круг почета. Их встречали. Зевак было относительно немного, а вот официальные лица — набежали. Служба оповещения заинтересованных дипломатов по «хрустальной» связи работает!

Заявление короля о том, что с Николасом они вдвоем все переговоры проведут, оказалось чистым кокетством. Помимо официальных лиц из дипмиссии, среди встречавших оказалось не менее двух взводов военных. Наверное, на экскурсии здесь были, ведь в университете они точно не учатся… Так что Отто подхватили под белые ручки советники, взяли в плотное кольцо охранники, да так и повели к княжескому дворцу, где на ступеньках высокого гостя ждал тоже высокий и худой юноша лет семнадцати с темными кругами вокруг глаз — теперь уже суверенный князь Бурхард IV. Придворные образовали за ним полукруг, из которого выделялась одинокая фигура Деты фон Дронт, стоявшая рядом с юношей. При этом принц (тьфу, никак не привыкну!), то есть теперь уже князь, держал ее за руку.

«Кажется, дела у бедной ассистентки наконец пошли удачно!» — отметил про себя Николас.

Сам он сразу же сменил форму после посадки, а теперь оказался внутри кольца стражи. Правда, за ручку короля не держал и прижимался не грудью к его плечу, а спиной в напиравших сзади охранников. Дать ему сбежать подальше от разворачивающихся событий в планы Отто явно не входило.

Сделав несколько шагов вперед, остфальские охранники разомкнули кольцо спереди, открыв своему королю проход к князю Бурхарду. Отто этим немедленно воспользовался, обнял молодого человека и решительно пригнул его голову к своему плечу.

— Мужайся, сынок! Я скорблю вместе с тобой. Помни, что в этом мире ты не одинок, и хотя на твои плечи лег громадный груз забот и ответственности, знай, что я всегда готов помочь тебе и словом и делом. С твоим отцом у нас бывали разногласия, но тебя я всегда любил. И горжусь тем, что ты вырос достойным человеком и патриотом.

Король еще долго вещал проникновенным голосом аналогичное бла-бла — правильные и красивые слова, которые на самом деле для него ничего не значили. И само содержание слов было для него не важным, главное, что молодой князь позволил отнестись к себе «по-отечески» и признал его в их отношениях лидером. А там и до полного подчинения рукой подать.

В какой-то момент этой трогательной беседы Бурхард подтянул Дету за руку к себе поближе, приобняв ее при этом за талию. Скорее всего, он просто инстинктивно искал в ней дополнительную опору, с близкими людьми у монархов вообще напряженка, но впечатление