Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оттолкнувшись руками от стола, я не удержалась на подогнувшихся ногах и грохнулась на пол на бок, увидев сквозь мельтешение черных пятен, как Павел опять ринулся ко мне с залитым кровью лицом. Истерически принялась шарить руками, хрипя в попытке орать, и отталкивалась пятками, отползая. С грохотом распахнулась дверь, брызнули стекла в ней. За спиной Павла появился мой Коля. Подлец заревел, уже почти падая на меня, но мой мужчина был быстрее. Они рухнули на пол буквально в нескольких сантиметрах от меня, чуть не задавив. Николай очутился на спине Павла, заломил тому руку за спину и захватил волосы на макушке. С тошнотворным хрустом вмазал его лицом в пол раз. И еще.
— Ушла! — рявкнул Коля мне, и я мгновенно послушалась, дернувшись встать, но ноги все еще не держали.
Чьи-то руки подхватили и поволокли прочь.
ГЛАВА 30
— Капитан, капитан, улыбните-е-е-есь! — резануло откровенно фальшивое по ушам, и я приоткрыл один глаз, натыкаясь в зеркале заднего вида на убивающе-умоляющий взгляд Корнилова. И мотнул башкой, снова закрывая глаза и погружаясь в предвкушение. Мы ехали уже часов десять, и оставалось всего ничего до того момента, когда я доберусь до моей Сашки. У меня уже и все мышцы подрагивали, и нервы, кажется, звенеть начали в предвкушении. Так что моральные страдашки капитана от терроризма мелкой провокаторши были глубоко побоку. Я от нее свое потерпел.
— Капитан-капитан подтяни-и-и-и-итесь! — взвыла мелкая гадость, явно нарочно наваливаясь грудью на плечо Корнилова, и у того дернулась щека.
— Да заткнись ты, чучело рыжее! — прикрикнула на возмутительницу спокойствия Маринка.
Я же только сполз пониже на сиденье, погружаясь в мысли о моем солнце. И как всегда, когда думал о ней, то есть практически постоянно, накрыло, как удушливым одеялом, памятью о тех секундах запредельного страха. Господь всемогущий, не дай мне, грешнику конченому, твоего милосердия не заслуживающему, еще такое пережить. Потому как не вытяну. Честно.
Окрик «На кухне!» остановил меня уже на середине лестницы. В башке бомбило, что безвозвратно теряю мгновения. Сиганул прямо через перила, правую лодыжку прострелило, но насрать. Крик резанул по сердцу и по горлу, отнимая способность дышать. Вынес дверь плечом и чуть совсем не свихнулся, увидев Сашку, с окровавленным лицом, на полу, а уебка уже, по сути, в полете с выставленными вперед клешнями. Хуй его знает, какой там мировой рекорд по прыжкам с места. Кого это колышет. Главное, что я прыгнул и достал. Успел. Как бил — уже не помню. Помню только умоляющий крик моей девочки:
— Коля, Коля, родненький, не надо! Ты же не он, не надо!
А я хуже, чем эта тварь в облике человеческом! Ты и сама видела, знаешь. И никто, никто, мать его, не способен был меня в тот момент остановить, кроме тебя…
Я поерзал на сиденье. Сашка. Скучал как, пиздец. От идеи летать хоть по выходным к ней пришлось отказаться. Во-первых, город небольшой, была вероятность засветиться с этими мотаниями туда-сюда. Во-вторых, как раз по выходным появлялась возможность активнее пообщаться с ребятами и пошариться и повыглядывать.
Так что за спиной у меня двенадцать с лишним недель тоски смертной, коротких звонков, от которых и в жар, и в холод мотало и зверем реветь, и неистовой дрочки на Сашкин голос.
— А я люблю вое-е-енных! Красивых, здорове-е-енных! — завела новую шарманку говнючка-доставучка, которой-то и в этом микроавтобусе не должно быть. Не было ее в планах.
Я недели убил на налаживание контакта с ребятами. Трудность-то главная, как выяснилось, в том, что не особенно напрягает подавляющее число молодняка перспективка продать себя и свое тело за возможность красиво пожить и что-то заиметь на будущее. «А че такова? Не сотрется и не убавится, небось».
Вот и пришлось вычислять влюбленных, отношения между которыми жестко пресекались во избежании порчи товара, так сказать. И вот их и манить перспективой свободного выбора и избавлением от судьбы лечь под «покупателей». А вот горлопанка рыжая сама собой образовалась-навязалась. Чуть мне всю операцию сучка мелкая не сорвала.
— Слышь ты, Владимир Петрович! — чертова рыжая пигалица вылезла из шкафа в опустевшей физруковской каморке, как только завершились наши сепаратные переговоры и дверь за парочкой влюбленных бедолаг закрылась. Вот засранка мелкая, как достала уже меня! — Я знаю, что ты не тот, за кого себя выдаешь! И молчать об этом я не собираюсь! Я в милицию по…
— Не ори ты, дура! — метнувшись вперед, я зажал ей рот ладонью, фиксируя еще и вокруг талии. Оттащил в угол, пока она пиналась и брыкалась, чтобы не дотянулась до мебели и шума не устроила.
Минут через пять девчонка выдохлась. Как ее бишь там? Лизка Фролова. Не девка, а чистое наказание. Прогадала с ней Валентина Степановна, ох прогадала. Лизка красивая, тут слов нет, такую не пропустишь. Волосы — что тот костер живой, а кожа белая-белая и ровная, даром что еще почти подросток и ровесники прыщавые ходят. Черты как у кукляхи фарфоровой, фигурка такая, что видно: баба вырастет — мужикам погибель. Но характер… не приведи господи, хотя здесь самое оно, пожалуй. На такую бешеную и стервозную ни один богатенький папик не позарится. Она ж всем в лоб гадости лупит, сколько ее ни наказывали. Дерется, директрису гадюшника и преподов всех внаглую оскорбляет, хамит напропалую, дважды сбегала, только пока я тут. Ко мне вот до сих пор впрямую не лезла, но рядом все время крутилась, типа достать пыталась. То сядет так, чтобы юбка-огрызок задралась и все напоказ, то в раздевалке как бы невзначай задержится. Проверить зайду, а она полуголая. Дурища мелкая. У меня иммунитет, хоть уже и все нутро изболелось без Сашки моей. И вот тебе на. Как я зеванул, что она пробралась в этот сраный шкаф?
— Ну? Успокоилась? — прошипел ей на ухо.
Как же некстати все. У меня же все срослось уже, и сегодня ночью собрался валить с ребятами из этого притона. Корнилов давно в городе на низком старте, осталось только мне перед выездом занырнуть кой-куда за вещдоками, и можно стартовать.
Конечно, Валентинушка Степановна оказалась той еще жучкой, но жучкой, что